Бурса - страница 75
— Отрекаюся от бабушки и от матушки, от отца и от родни своей, от сестер своих и от братьев своих. Отрекаюся от звезды полночной и от моря синего-океяна. Отдаю живот свой тугам-душителям до гробовой доски тесовой. Лопни мои глаза, покройся мой рот сукровицей, прилипни язык мой к гортани моей, возьми меня Вельзевул с шерстью огненной, аще свершу измену тугам-душителям… Гроб всем и крышка, веревка и саван!..
Клятву верности сочинил Верховный Душитель, но ее подвергли значительным исправлениям и дополнениям. Клятва вышоптывается истово: иоги верят в магию слов. Стальное Тело дополняет клятву:
— Призри, господи, с небеси и виждь и посети вертоград сей, его же насади десница твоя! Аминь!..
Туги-душители перелезают через забор на улицу, крадутся по набережной мимо Покровской церкви, около семинарии хоронятся за углами домов. Проходит с четверть часа. Черная Пантера, главный лазутчик, наконец, подает знак приготовиться. На улице — два гимназиста; они еще далеко. Улица пустынна, темна, одна семинария освещена ярко. Она нависла белыми колоннами, окнами, крышами, тяжелым куполом. Гимназисты поровнялись с домом зубного врача. Пронзительный свист Главного Начальника вьется тонкой, стальной стружкой. Туги-душители срываются с мест, мигом окружают гимназистов. Гимназисты добротно одеты, в длинных серых шинелях: ребята растут, одежда шьется с запасом и впрок. У одного из ребят фуражка с серебряной кокардой даже слишком велика, надвинулась на уши. Он держит подмышками пачку книг и тетрадей. Другой, повыше — со свертком.
— Quo vadis? Камо грядеши, синяя говядина? — гремит Главный Начальник.
Говядина и без окрика понимает, что встреча с бурсаками поздним вечером не предвещает ничего отрадного: вражда между кутейниками и гимназистами давнишняя. Паренек повыше растерянно разглядывает ватагу, с дрожью в голосе еле слышно выговаривает:
— А вам какое дело?
Пленники бледны; они озираются, не покажется ли прохожий и не выручит ли их из беды.
— Смерти или живота? — Стальное Тело со зловещинкой наступает на гимназистов.
Который помоложе, фальшивым дискантом пищит:
— Мы вас не трогаем, мы к вам не лезем, и вы нас не трогайте, и вы к нам не лезьте!
— Папуле с мамулей доложите, — издевается Витька. — А папуля с мамулей молочком попоят, яичком покормят, спать в теплую постельку уложат.
— Мы к вам не лезем, — продолжает пищать младший.
— Бардадым и фалька! — вещает Черная Пантера.
— Омега и ипсилон! — вторит ему Витька.
— Твари едомстии! Овцы заколения!
— Трепещите, языци! Яко с нами бог!..
— Карамба! Сакраменто! — покрывает всех Верховный Душитель, подавая тем самым сигнал к действу.
Стальное Тело с чугунным гашником хватает гимназиста помоложе, вырывает у него учебники, кидает их на снег. Быстро, опытный и понаторевший в деле, он обнажает у жертвы руку. Жертва пытается безуспешно вырваться, между тем Хорошавский старательно накладывает на руку, выше кисти, круглый оттиск: — Черные туги-душители. — Внизу веревка и череп. Гимназист повыше делает более сильную попытку к обороне, но и с ним справляются без промедлений.
Действо именуется священным клеймением. Смысл его Верховный Душитель в том полагал, что оно, клеймение, должно было укреплять венценосную славу и отменную доблесть иогов-индусов. Пусть знает мир о могущественной секте, пусть воссияет звезда ее отныне и до века, пусть трепещут и содрогаются враги-супротивники. Туги повсюду, они всегда бодрствуют.
Главный Начальник со свирепостью, возможно частью даже и напускной, предупреждает клейменных:
— Три дня и три ночи не должны смываться печати. Иначе — веревка!
— Карамба! Сакраменто!
— Бардадым и фалька!
— Томагавком в череп!.. Зубы грешника сокрушу!..
Рысью туги-душители возвращаются в бурсу, не замечая, что с ними нет их собрата Сереги Орясинова, вождя гуронов и дакотов, Бурого Медведя. Вождь диких дакотов присоединяется уже около забора.
— Почему отстали от нас, краснокожий наш брат? — не без строгости вопрошает дакота Верховный Душитель.
Гурон ухмыляется, оттопыривает верхнюю губу:
— Провожал этих чертей до дому. Прихожу, — Бурый Медведь растягивает слова и говорит на «а», прихожу до ихнего дому, двери открывает человек в бородах, должно их папашка. Я и говорю папашке в бородах — «Туги-душители наказали сдать вам вот этих мальцев: больно пужливы!» — Чертенята цоп меня за пальто, орут — «Он избил нас!» — Насилу от них вырвался. Папашка за мной; без шапки до самых бань гонялся.