Бурундук - страница 7

Махом насадила — осторожно, уверенно и даже лапкой чуть подправила, косину убрала, чтоб покрасивше висел! Да ещё полюбовалась своей работой! И перескочила снова на ствол — шмыг-прыг-скок! — распластавшись, молнией кверху, выше, ещё выше, до самой почти макушки, сверкнула рыжим боком на солнце и пронеслась косым лётом на широкую, лопатистую ветвь соседней сосны. Мелькнуло, закачалось, продрожало — нету белки, нету циркачки, затерялась в тайге…

Уля повела узким смуглым подбородком: «Погляди-ка, Лера, что на свете творится!»

Снова ожили колючие, беспорядочные сплетения сучьев на горке валежника под сосной. Ожили, задвигались, расшевелились.

Ну и фокусница! Только что неслась по стволу, гриб то в зубах, то в лапах, скакала по верхушкам сосен и лиственниц, перепрыгивала с ветки на ветку, уходя в таёжную чащу, исчезая в зелёной глуши, и — нате! — объявилась: выскочила из тесной прощелины меж прутиков-веточек, точно пружиной вытолкнуло. Покрутилась и внезапно, расплохом, длинным бешеным прыжком на дерево — на то же самое! — сразу до первой же развесистой ветки. На миг распласталась, словно прилипла к стволу, и тут, как тень чугунной оградки на золотом песке, отчётливо вычернились по жёлто-ржавой шкурке пять узких продольных полосок, пять коротеньких дорожек, пять тёмных ремешков, пять весёлых жгутиков — они шли от ушей, от затылка, через всю спинку, к хвосту и там словно размывались, терялись, как ручейки в пустыне, в жёлтому рой окраске низа спины… Секунда — и спинка исчезла, быстрые выщёлкивающие звуки острых коготков по корявому стволу… Зверок промчал мимо второго навеса ветвей, добрался до третьего, пробежал до тонюсеньких конечных разветвлений, к развилке, не то фыркнул, не то чихнул, сделал быстрое движение мордой — и мясистый, только что с таким проворством насаженный на сучок гриб снят с игольчатого сучка и снова в зубах у белочки!

Ещё через несколько секунд — сёстры даже не успели перевести дыхание! — белка пронеслась по стволу и нырнула в путаные коридоры валежника с жирным блестящим маслёнком в зубах.

Ну, не глупость ли? Бегать взад-вперёд со своим ненаглядным грибочком, то его на дерево, на сучок, то его в хворост — не знает куда девать своё сокровище, будто оно удерёт от неё!

— Может, опять посадит в землю? — сказала Лера. — Или игра у неё такая?.. Или гнездо рядом, детёныши, вот и мечется… Бегает голодная! — И вздохнула: — Хоть бы уж съела его!

— Не, не игра! — ответила младшая. — И не в землю. Может, гнездо. Или нас боится, за жуликов приняла… Ну и Кузя! Точно как Кузя. Самый настоящий Кузя!

Кузя был долгоголовый, остроносый мальчишка в их дворе, в городе. Чуть повыше Ули, проворный, юркий, хитрющий. В прятках так укроется, хоть где ищи, будто в водопроводную трубу скользнул, — неизвестно откуда выскочит и первый застучится. Так бы ничего, а жадина. Если две конфетки вынес, увидит тебя и поскорее обе конфеты в рот! А у тебя последнюю выканючит. Вот такой тот Кузя, с ихнего двора. А на игры мастак, выдумщик, интересно с ним.

Сёстры, примолкнув, не спускают глаз с кучи хвороста под сосной. Сейчас ушастенький выпрыгнет с грибом в зубах, куда он с ним теперь, в какую сторону уволокнёт — к россыпям, в черёмушник, или, может, на крыше их сайбы запрячет?

Улины глаза туманом застилает, и ей кажется, что все сучья затанцевали, разыгрались на валежнике — и поверху, и на обочине, и споднизу, — расшевелился ворох ветвей, закишел муравейником!

— Вы чего тут, кедровочки, примолкли-затаились? Или разморило после каши? У одной глаза как литые пуговицы, а у той в щёлочки ушли!

Они чуть с досок не повалились. Дед Савося — трубка медвежья в зубах, ноги широко порасставил в мягких сыромятных сапогах-моршнях. Папа в той же майке, но уже в синих брюках, на блестящих металлических кругляках-бляшках. Джинсы называются. Кармашки сзади, кармашки спереди, кармашки сбоку и даже на коленях. Во всяких походах удобные. И для возни с дочками. Придёт папа домой: «Обыскивайте, что найдёте — ваше!» И валится на ковёр посреди комнаты. И начинается потеха, пыль столбом!