Буйный бродяга 2014 №3 - страница 22

— Когда это прекратится? — в голосе Биргитты звучали пока что печаль и укор; гнев и праведное возмущение будут позже.

— Спасибо, что спросила, мне лучше, — ровным тоном сказал Осмунд. — Поедешь со мной на Кавказ, когда вернусь? Меня врачи отправляют на месяц в горы, советуют ехать в Армению.

— Ты что, решил меня игнорировать? — А, вот и обида появилась. Скоро наступит черёд слёз и упрёков. Сценарий разговоров с Биргиттой Осмунд знал уже наизусть, жена редко от него отклонялась.

— Я отвечаю так, как если бы мы с тобой в самом деле разговаривали. Поскольку ты меня не слышишь, не всё ли равно, что я скажу? И да, ответ на твой любимый вопрос не изменился: нет, не брошу. И особенно сейчас.

Биргитта решила пропустить следующую фазу и сразу перешла к обвинениям:

— Ты обо мне подумал? Ты грохнешься там в своём космосе, а я останусь... одна.

«А если я грохнусь в своём море, кому-то будет легче?» — мог бы сказать Осмунд, но обижать жену сейчас не видел смысла. Вместо этого прежним ровным тоном он сказал совсем другое:

— Ты ведь знала, на что шла, когда сказала «да». Я не зря тебя предупреждал ещё задолго до свадьбы: ты меня не переделаешь, есть вещи, которыми я занимаюсь, потому что это необходимо.

— Кому необходимо?!

— Мне. Этого для тебя должно быть достаточно. Хотя есть немало других людей, которым это нужно не меньше. Ты знала, что выходишь за дайвера, и ты согласилась на эту жизнь. За что я тебя и ценю. Ты терпеливая сильная женщина, Бритта, и я тебя люблю. В Ереван поедем?

— Не заговаривай мне зубы, — сейчас она заплачет, потому что очень жалеет его и себя. И Нильса, конечно. — Что мы будем делать, если ты разобьёшься?

— Мы не вечны, Бритта. — Когда она плачет, хочется обнять её, погладить по роскошным светлым волосам и ничего больше не говорить, пока она не перестанет плакать и не потянется к его губам своими... Но когда она так далеко, у экрана, там, дома, на Земле, как её успокоить, чтобы не повторять горькую, жгучую правду, которую она знает и так?

— Никто не вечен, — ну вот, всё-таки заплакала, слезинка ползёт по бледной щеке, бедная маленькая одинокая Бритта... — Все могут попасть под поезд, но никто не лезет под колёса нарочно! Все нормальные люди...

А вот это подло! Это запрещённый приём. Мне жаль тебя, малыш, но на это я должен ответить.

— Я не собираюсь жить как все нормальные люди. Я говорил тебе это ещё давным-давно. И ты согласилась. Ты взяла на себя этот груз — жить со мной, с моими мечтами и делами, с тем, что мне нужно и дорого. И я согласился взять на себя то, что составляет твою жизнь. — Так, только не надо с ней резко, она вспыхнет и такое начнётся... — Разве я хоть раз упрекнул тебя за твою работу? За то, что ты неделями не бываешь дома? За то, что Нильс, когда был маленьким, успевал забыть твоё лицо и пугался незнакомой тёти, когда ты возвращалась из командировок? За то, что тебе надо было проходить практику и поэтому приходилось откладывать отпуска на зиму? За то, что тебя выдёргивают из постели в три часа ночи и ты бросаешь семью и бежишь к своим больным?

Осмунд помолчал — говорить долго было ещё трудно:

— Я согласен на это: это твоя жизнь, она дорога тебе. Почему ты отказываешь мне в таком же праве?

— Потому что я со своими больными не рискую жизнью на дырявом космическом корыте, — всхлипывала Биргитта. — В моей работе нет опасности большей, чем опрокинуть пробирку с анализами. А ты мог умереть!

Осмунд улыбнулся:

— Да не мог я умереть, ну что ты говоришь такое. Это же Венера!

— Ах да, это же Венера, там безопасно, как у дома на лужайке! — передразнила Биргитта, но плакать перестала. — Я не пристаю к тебе с твоими морскими экспедициями, Олле, я знаю, что тебя от моря за уши не оттащить. Но то — работа, а это...

— Бритта, — Осмунд вздохнул. Опыт говорил ему, что разговор приближается к финальной фазе. Сейчас жена или успокоится, или хлопнет дверью на два-три дня. — Бритта, мои морские экспедиции — это заменитель той работы, которой я заниматься не могу. Это я тебе тоже говорил. Наука, погружения, кораллы всякие — это всё очень интересно, но это не моя жизнь. Моя жизнь — там. За атмосферой. Я уже расстался с большой мечтой, а теперь ты хочешь отнять у меня всё остальное?