Былина о Микуле Буяновиче - страница 36

Илья бросил папиросу, придавил ее подошвой, ухмыльнулся и бережно взял мед.

Старик глядел на него, с нежной уверенностью ожидая, как быстро и целебно подействует на парня мед.

И, правда, сладость меда разлилась сначала виноватой, а потом счастливой улыбкой по пушистому и загрубелому лицу Ильи. Он даже крякнул от наслаждения и встал, весело сказав:

— Ну, лошади мои теперь наелись. Надо скорее запрягать да по холодку ехать.

И он обрадовано предложил Петровану:

— Давайте собирайтесь, подвезу на тройке!

Микулка даже подпрыгнул от неожиданной радости. Впервые в жизни на почтовой тройке, с колокольчиками да в повозке! И ни чего он больше не желал теперь, как поскорее вырасти да сделаться широким, загорелым, запыленным ямщиком с просмоленными колесной мазью пальцами, чтобы брать ими уголья и даже не крякать.

Заря потухла.

Петрован, Микулка и Илья, как с родней, простились с дедом и пошли запрягать лошадей, но вскоре радостные голоса их поманили старика на тракт. По крутой тропинке дед поднялся на дорогу. Покашлял от одышки, с завистью взглянул на тройку лошадей и особенно на крепкого коренника, высоко и весело поднявшего красноречивые уши, слушавшие в звоне колокольцев под дугою или в затихшем поле что-то свое, лошадиное и людям непонятное.

Ударил дед ладонью по дуге — крепко ли завожена и по-хозяйски нукнул на прижавшую уши пристяжную. Был и старик когда-то молодым, имел свое хозяйство и семью, имел лошадок и хотя ямщину не гонял, но толк в лошадях знал, даже коновалом слыл.

— С запалом коренник-от! — внушительно сказал он.

А лошадь, презрительно погрозив ухом, вновь прислушалась, теперь уж явно в даль дороги.

— Ну, садитесь, воспода! — сказал Илья и широким крепким задом уселся на козлы — так, что крякнуло сиденье.

Но, оказалось, позабыл одну вожжину заправить под гужи. Коренник пошаливал и доверять ему было опасно.

Спрыгнул Илья с козел и прислушался. Приближались встречные колокольцы.

— Кого Бог несет, — сказал дед.

— Либо черт тащит! — добавил Илья, — Ежели хозяйский сын, то непременно захочет перемениться. А ну-ка, вылезайте, ребята, — сказал он Петровану, — Переждем. А то еще ворчать начнет.

Тройка надвигалась стремительно, полным махом.

Лошади Ильи встревожились, загорячились от нараставшего топота и звона и, попросив вожжи, стали перебирать ногами.

Микулка испуганно и враждебно смотрел вперед. Неужто не удастся ему прокатиться в первый и может быть последний в жизни раз на настоящей тройке?

— Так и есть! — сказал Илья, — Матвей наш, большак хозяйский, — шепнул он Петровану.

И Петрован с Микулкой отошли в сторону.

Тройка уже подбегала, огибая овраг. По заведенному обычаю лошади замедлили здесь свой бег, обошли овраг рысью и остановились, не доезжая до повозки Ильи.

— Илья! Ты што ли? — позвал хозяйский голос и, прислушавшись к лошадям, не дожидаясь ответа, приказал:

— Перепряги-ка поскорее пристяжку. Засекла ногу, штоб ее язвило!

Тарантас был проходной, хороший, с кожаным кузовом. В таких ездят большие начальники либо купцы.

Из повозки вырывалось подавленное хриплое рычание:

— Ой, гор. — у я-а! Бо-ож-же мо-ой!.. Воды-ы! Хоть капельку воды-ы!

— Да, где же её, воды-то, взять? — раздался сиповатый, беспокойно-недовольный женский голос.

— Хворый, что ли? — подошел к повозке пасечник.

— Да, какой там хворый! — раздраженно ответила женщина, вылезая из экипажа. — Пьет всю дороженьку, не просыхает.

Она оглянулась, прислушалась и спросила:

— Да не вода ли там журчит, в логу-то?

— Как же, там водица, — ответил дед.

— Будь добрый, старичок, не можешь ли водицы принести сюда? Водой его я только и спасаю, — отпаиваю.

Дед повернулся и позвал Микулку:

— Эй, слышь, паренек! А ну-ка сбегай! Картошку вытряхни из котелка да принеси воды скорее. Ты пошустрей меня.

Женщина была высокая, полная, в дешевой летней шляпе, в пестром пышном платье, в расстегнутой суконной кофте с крутой талией.

— О-ох! Умру-у я тут без покаяния, как пе-ес! — стонал проезжий. — Горю-у я-а! В аду-у — заживо! Горю-у!

И видно было, как его страдание передавалось женщине. Она стала на приступок тарантаса и потянулась в кузов, утешая спутника и ропща на него в одно и то же время: