Былина о Микуле Буяновиче - страница 38

Илья, меж тем, свернул цигарку и закурил. В густых сумерках лица его не было не было видно.

— Это, монастырь, должно такой есть девичий! — сказал он со злобною насмешкой.

Женщина вздрогнула, обернулась к ямщику и закричала:

— Смешно тебе? А может я и вправду в настоящий монастырь сряжалась! Как можешь ты чужую душу осудить? Вставайте, господин! — прибавила она без остановки, привстала на подножку тарантаса и торопливо, задрожавшими руками стала поправлять подушки. Ей попалась смятая коробка с конфетами. Она взяла ее и, сойдя с подножки, подала Микулке.

— На-ко, мальчик, тебе за услугу! — и погладила по голове Микулку. — У меня где-то такой же вот братанник горе мыкает, — и заглянула в темноте в лицо мальчугана.

А почти рядом, отпечатавшись на полоске чуть маячившей зари, стоял безмолвный Петрован, с котомкой за плечами, с узенькой бороденкой, обращенной в сторону Ильи, в старой-старой войлочной, давно знакомой шапке. Сгорбленный и молчаливый, слившийся с немою полосой земли, отчеркнутой потухшей зарею на небосклоне, он застыл, опершись на костыль, точно заснул стоя и не смел проснуться.

Женщина бросила взгляд на него, на Микулку и задумалась. А в это короткое молчание в нее впились глаза ямщика, а из желто-белой бороды деда залепетали непонятные, словно не наяву, слова:

— Што, мила дочь? Притих твой подорожник! Давай посадим его. Подсоби-ка, ай ты, дяденька! — кликнул он Петровану. Петрован подошел, взял за руки купца, подкрякнул голосом совсем подавленным и непослушным.

— Да ну, садитесь вы скорее! — подсаживая засыпающего спутника глухо, через силу, выдавила женщина и, вскочив следом за ним в повозку, закричала на ямщика свирепым, страшным, точно пьяным голосом:

— Ну, што же — ты?.. Шевели же!..

И, натянувши вожжи, безвольно, как в тяжелом сне, покорился ей Илья. Но выронил из рук кнут, а подбежавшему подать его Микулке полусонно и чуть слышно прорычал:

— Узнаешь сестру-то?

Потом, подпрыгнувшим на самую отчаянную ноту голосом, обрушился на лошадей:

— Гра-абя-ат!..

И как в пропасть ринулся на испуганной тройке в темную глубь дороги…

Только теперь и женщина его узнала. Она быстро встала на ноги и не чуя бешеного бега тройки, потерявши шляпу, раскосмаченная, когтистая и страшная, как ведьма, вцепилась в широкие, могучие плечи обезумевшего ямщика и закричала в загустевший встречный ветер:

— Сон это я вижу! Сон какой страшной! Не правду-у! Со-он!

Лошади взбесились и понесли, а ямщик хлестал по всем трем свистевшим бичом и не мог освободиться от тяжелой ноши на своих плечах. Купец, укачавшись, как в люльке — спал.

Да и не могло это быть правдой. Это был сон, сон для всех сразу. Спал на месте, на дороге Петрован, не смея двинуть ногами. Сонными ногами побежал было за тройкой Микулка.

В полусне догнав его, спросил старик:

— Правду што ль — сестра?

— Вре-ет он! — заорал Микулка, — Наша Дуня не такая! От этой водкой несет!

И Микулка с силой бросил с косогора в темный куст шиповника липкую коробку с подарком скрывшейся женщины, подбежал к Петровану и закричал ему, стуча босыми ногами в землю:

— Не верь им, тятенька! Не верь! Это не она-а! Не Ду-у-ня-а!

Прижал мужик парнишку и, не оглядываясь на старика, поспешно повел его в другую сторону дороги, шепча душившим его горло голосом:

— Не кричи, сыночек! Не кричи… Молчи, дитенок мой! Молчи-и!

И ушли от деда тихими беззвучными шагами в темную пустыню ночи.

Спустился дед к своей избушке. Присел к костру и стал раздувать губами полу затухшие уголья. И покраснело все его лицо от вспыхнувшего пламени, как лицо облачного деда на закате, на небе.