Быть любимой - страница 4

Родители, понадеявшись, что первым отрицательным марьяжным опытом Света и ограничится, принялись отговаривать ее от второго замужества, а когда поняли, что она уперлась не на шутку, решительно посоветовали на их помощь в дальнейшем особенно не надеяться.

Ее вина перед родителями усугубилась и еще одним обстоятельством. Брат Димка подрастал, и становилось ясно, что Света не только отняла у него первородство, но и забрала себе практически весь запас достоинств, отпущенных им на двоих природой. Димка рос низеньким и откровенно некрасивым, хотя и был похож на хорошенькую сестру, и по всем предметам учился одинаково слабо. Потом, весьма рано и явно, обнаружилось еще одно неприятное качество, унаследованное от семьи матери: Димка был очень не дурак выпить.

А Светин роман тем временем завершился новым браком, рождением двух прелестных дочек-погодков и полным разочарованием в шоферской любви.

Нет, первые-то два года были вполне счастливыми. Толя был нежен и предупредителен ровно настолько, насколько позволяло его пролетарское происхождение и воспитание. Он обожал дочек и совсем не был в претензии, что нет сына — чего, памятуя собственный грех, опасалась Света. Он вставал к ним по ночам, менял пеленки и гулял с коляской.

Жили они в Толиной комнате в коммуналке, и Света, будучи на сносях, с крохотной Ксюшей под мышкой, ходила по райисполкомам выбивать квартиру. Переехать из «вороньей слободки» им удалось только тогда, когда Соне было уже два года. Тут-то, перестав стесняться многочисленных соседей, Толяша и показал свое истинное лицо.

Поняв, что с его реакцией и здоровьем боксерской карьеры не сделаешь и его потолок — титул чемпиона района в полусреднем весе, он начал пить. Он обзывал Свету «сукой и проституткой», говорил, что «руки у нее растут из жопы», денег на житье не давал и толку никакого от вспышек его любовной страсти не было, разве что многочисленные аборты. Света оказалась из тех несчастных женщин, над которыми «только штанами потряси, и она в «залете», а о предохранении шофер (в отличие от инженера) и слышать не желал, считая, что предохраняются только шлюхи и только с чужими мужиками, а жена на то и жена, чтобы с ней все было естественно.

Скоро обнаружилось и еще одно принципиальное отличие между Светиными мужьями: первый, будучи старше и образованнее, хотя бы не попрекал Свету невысоким заработком. Пролетарий же считал за Светой каждую копейку, выговаривая ей даже за импортный стиральный порошок, и в один прекрасный момент Света обнаружила, что он, ничего не давая ей на собственное питание, еще и крадет деньги из ее кошелька…

Понятно, что требования беззаветной любви и самоотдачи на Светино благо вызывали у Анатолия такую же рефлекторную озверелость, что и у Геннадия, только бил шофер чаще, злее и сильнее, да еще и в присутствии испуганных и зареванных дочек. Света оказалась в больнице со сломанным носом и настоящим, а не игрушечным сотрясением мозга, после чего последовал закономерный разъезд и развод.

Добивало совсем отчаявшуюся стать любимой Свету то, что Генка, расставшись с очередной женой, не попробовал вернуться к ней, хотя на тот момент она была формально свободна. На гребне первой перестроечной волны он махнул в Америку на ПМЖ и неплохо устроился в солнечном городе Майами. Особенно это огорчало Свету потому, что она с ужасом поняла, что ни разлюбить, ни позабыть Савицкого она по-настоящему так и не смогла…

А тем временем на семью Творожковых обрушилось очередное испытание. Не поступив по причине изрядной туповатости в очный институт, Димка пошел в армию и возвратился оттуда полновесным запойным «аликом». Полтора года родители и, по возможности, сама Света боролись с этим наваждением, добившись, наконец, того, что Димка стал хотя бы пить как все — с утра пятницы по вечер воскресенья с опохмелкой в обед понедельника. Света устроила его к себе на предприятие, чтобы досматривать его и в рабочее время тоже. Родители еще настояли на учебе в заочном институте, и все вроде бы в семье Творожковых устоялось.

Свету всю ее жизнь больно задевало то, что родители обделили ее любовью и заботой во имя Димки, который так и не смог стать гордостью родителей, а в ней своего счастья и надежды видеть решительно не хотели. Тем не менее брата она любила, пеклась о нем настолько, насколько могла, а он в свою очередь на удивление всем ловко исполнял роль любящего брата и внимательного дяди, прекрасно ладящего с замужней сестрой и маленькими племянницами.