Быть войне! Русы против гуннов - страница 16
– А все, что здесь вижу, – тоже настоящее?
– А то как же! И еда, и песик мой, и роща, и ночницы… Правда нас все реже можно увидеть.
– Почему?
– А знаешь, чего даже всемогущие и грозные боги боле всего боятся? – вопросом на вопрос ответил бог.
Йошт отрицательно мотает головой.
– Забвения! – Кродо поднял пальчик к звездному небу. – Чем меньше люди про нас помнят, тем сложнее в ваш мир нам прийти. Чую, пройдет время – и сгинем насовсем.
Карпенский юнец удивленно хлопает ресницами, на лице бога вселенская печаль, на щеке блеснул крохотный алмазик. Но через мгновение его глаза вновь заискрились жизнерадостностью.
– А давай я тебе еще сыграю, – подмигнул бог молодому гостю, голос все еще немного дрожит. – Кручину и хандру оставим тьме!
Йошт улыбнулся через силу. Мягко вздохнула жалейка. Мелодичный ручей заструился по священной роще.
Вскоре Йошт почувствовал, как приятно накатывает дремота, глаза наливаются свинцом, слипаются. Он широко зевнул и, несильно сопротивляясь приятному ощущению дремоты, откинулся на шелковистую траву, рот растянулся в сладкой улыбке.
Почему-то вспомнились слова Кродо: боги, как и люди, пуще всего страшатся забвения.
6
Йошт открыл глаза, в отяжелевшей голове свист, в висках орудуют сотни молоточков. Венед со страдальческой гримасой осматривается, вокруг, сразу за кустами виднеется дорога, по ней спешат люди. Неужели старик донес, странно, такой маленький и не надорвался. Хотя он же – бог!
В кусты, где сидит Йошт, забрел грязный пес, шерсть свисает сосульками, зарычал, для пущей угрозы обнажил острые клыки. Венед мгновенно вскочил на ноги, схватил валяющуюся рядышком толстую ветку, стал размахивать. Пес прыгнул вперед, Йошт рассек воздух, палка в руках содрогнулась, ударившись с силой о землю.
– Пшел прочь! – зло крикнул Йошт.
Пес всхрапнул, немного отступил, но потом вновь кинулся на Йошта. Венед опять размахнулся палкой, целится в морду. Пес взвизгнул, перекувырнулся, жалобно взвыл и кинулся прочь, в стороны брызнула прелая листва.
Йошт вздохнул, покачал головой. Присел, ощупывая ногу. Клыки не достали, правда, пострадали портки: выдран приличный кусок, виднеется бледная кожа.
– Вот зараза! – зло бросил он. – Всю штанину располосовал, гад!
Венед жадно оглядывает трепольскую площадь. Бурлящий вчера рынок пуст, лишь пара торговцев неторопливо раскладывает товар, отроки, сгибаясь под тяжестью тюков, разгружают повозки. Но самое страшное – ни повозки синьского купца, ни его чудаковатых воинов поблизости нет.
«Опоздал! – обреченно подумал Йошт. – Может, кто из дружины здесь… Ладно уж, пусть секут!»
Рыжеволосый карпенец врывается в корчму, едва не сшиб остриженного под горшок отрока с подносом, походя перевернул лавку. Но и там ни души, лишь корчмарь заботливо протирает стойку перед собой, весело посвистывает.
Йошт, чертыхаясь, выскочил на застланную досками улицу, со всех ног бросился к воротам и тут же налетел на зазевавшегося прохожего. Мужичонка упал, корзинка вырвалась из рук, из нее порхнула курица, закудахтала, перья полетели в разные стороны.
– Эй, не шали! – крикнул в спину Йошту мужичонка, грозя кулаком.
Йошт выбежал из ворот, лицо приятно обдает свежестью, дышит неровно, вглядывается вдаль. С каждым ударом сердца на душе становилось все гаже и гаже – купеческого каравана нет! Стон разочарования вырвался из его уст, искоса бросил взор на привратников. Те и бровью не повели, стоят истуканами, наверное, и впрямь из камня вытесаны.
Венед подскочил к одному из стоящих поблизости стражников.
– Вы… это… прошу прощения, но вы… не видели… караван купецкий не видели? – захлебывающимся голосом выпалил Йошт одному из воинов, что застыли у ворот. Тот коротко взглянул на него равнодушным взглядом и продолжил смотреть куда-то вдаль.
– Не видели караван… торговый такой, там еще жирный купчина сидел, рожа – во, – венед картинно раздул щеки, – точно переспелая тыква.
Стражник не повел и ухом, Йошт не унимается:
– Ну караван, лошади, повозки и это… много воинов… десятка три, наверное.
Воин не смотрит на него, стоит и по-прежнему молчит как в рот воды набрал, лишь рифленые желваки играют на скулах. Йошт от обиды аж притопывает, глаза блестят то ли от солнца, а может, от другого.