Бюджетно-сметная планета - страница 4

. Далее, наука постоянна. Поэтому если нечто не является постоянным, то оно не есть наука. И наконец, все подчиняется определенным правилам. Правила эти не всегда понятны, но в их существовании сомневаться не приходится. Теперь ясно, что не следует задаваться вопросом: "почему это вместо того?" А следует спрашивать: "как оно действует?"

Он назадавал мне кучу каверзных вопросов. Старик оказался сообразительным малым. Но в инженерном деле, правда, ни бельмеса не смыслил. Он подвизался на ниве этики, морали, религии и прочей зауми. Так что веских возражений он мне представить не мог. Один из тех, кто без ума от абстракций, и поэтому с воодушевлением принялся повторять:

— Сущее должно существовать. Гм-м. Очень заковыристая формула и не лишенная налета стоицизма. Я, пожалуй, включу кое-что из этих прозрений в учение, которое преподаю своему народу… Но скажите мне, как я могу примирить неопределенную фатальность науки со свободной волей, которой собираюсь наделить свой народ?

Тут старик чуть не загнал меня в угол. Но я улыбнулся, откашлялся, чтобы выиграть время на размышления, и продолжил:

— Ответ очевиден! — что всегда служит хорошим ответом.

— Наверняка, — сказал он. — Но я что-то его не улавливаю.

— Послушайте, — говорю я ему. — А разве свободная воля, которой вы намерены одарить своих людей, не есть, в свою очередь, тоже разновидность фатальности?

— Можно сказать и так. Но разница…

— К тому же, — поспешно добавил я, — с каких это пор свободная воля и фатальность несовместимы?

— Конечно, они кажутся несовместимыми, — кивнул он.

— Поскольку вы не понимаете, что из себя представляет наука, парировал я, исполнив старый трюк. — Видите ли, уважаемый, один из фундаментальных законов науки гласит: случайность во всем играет роль. Случайность, я уверен, вы знаете, является математическим эквивалентом свободной воли.

— Вы противоречите сами себе, — возразил он.

— Так и есть, — сказал я. — Противоречие — еще один основополагающий закон вселенной. Противоречие вызывает борьбу, без которой все сущее пришло бы к энтропии. Поэтому у нас не могло бы существовать ни планет, ни вселенных, если бы все сущее не находилось в состоянии, на первый взгляд, непримиримого противоречия.

— На первый взгляд? — быстро отреагировал он.

— Именно, — сказал я. — Противоречие, которое можно условно определить как наличие сдвоенных противоположностей, еще не все. Возьмем, к примеру, отдельную изолированную тенденцию. Что будет, если довести ее до предела?

— Не имею ни малейшего понятия, — признался старик. — Отсутствие конкретности в подобной дискуссии…

— А будет вот что, — сказал я. — Тенденция превратится в свою противоположность.

— Неужели! — воскликнул он, потрясенный.

Просто умора, когда эта религиозная публика пытается разбираться в науке.

— Именно, — заверил его я. — У меня в лаборатории есть доказательства, правда, их демонстрация несколько скучновата…

— Ну что вы, я верю вам на слово, — сказал старик. — Ведь мы заключили Договор.

Он всегда пользовался этим словом, когда речь шла о контракте. Смысл тот же, зато как звучит!

— "Сдвоенные противоположности", — бормотал он, — "детерменизм", "превращение в собственную противоположность". Как все хитро.

— И в то же время эстетично, — отметил я. — Но я еще не покончил с преобразованием крайностей.

— Продолжайте, будьте добры, — попросил он.

— Благодарю. Итак, энтропия — это когда предмет продолжает двигаться, если этому не мешает внешнее воздействие (и если мешает, тоже иногда — по своему опыту знаю). Вот энтропия и толкает предмет к своей противоположности. Если нечто доводится до собственной противоположности, то и все остальное доводится до противоположностей, ибо наука последовательна. Видите, какая картина? Все эти противоположности трансформируются и… превращаются в свои противоположности. На более высоком уровне организации мы имеем дело с группами противоположностей, которые проделывают то же самое. Потом выше и выше. Пока все понятно?

— Пожалуй, — кивнул он.

— Отлично. Теперь напрашивается естественный вопрос, ставить ли на этом точку? Я хочу сказать, заканчивается ли все тем, что все противоположности сначала выворачиваются шиворот-навыворот, а потом выворот-нашиворот? И вот что удивительно, оказывается, нет! Эти противоположности, которые знай себе кувыркаются, словно дрессированные тюлени, суть всего лишь одна сторона медали. Потому что… — и тут я заговорил низким голосом, — есть мудрость, которая видит дальше суеты и толкотни вещного мира. Эта мудрость, сэр, зрит сквозь воображаемые свойства реальных вещей и видит глубинные механизмы вселенной, пребывающие в состоянии как бы великой и возвышенной гармонии.