Бюро находок - страница 8
Генри колебался всего какой-то миг, потом встал спиной к двери, прижавшись телом к деревянной поверхности, выпрямился, затем слегка сжался и снова выпрямился, не дожидаясь команды, он вытянул руки по швам.
– Готово? – спросил артист, придавая голосу особую значимость, как он к тому привык.
Генри не ответил, он только закрыл глаза и тут же услышал свист летящего ножа, который мгновенно метнула эта чужая рука. С треском расщепляя дерево, нож вонзился в дверь на приличном расстоянии от левого плеча Генри. Тот открыл глаза, увидел, как артист заворачивает рукав своей холщовой рубахи, и услышал его слова:
– Неплохо для первого раза, а теперь только спокойно, сейчас мы рискнем выполнить коронный номер.
Но коронный номер не прошел – прежде чем рука артиста метнула нож, чтобы тот вошел в дерево на волосок от головы Генри, раздался громкий голос:
– Что здесь происходит, вы что, с ума посходили?
Рассерженный, с высоко поднятыми руками появился Хармс, встал между ними, прикрывая Генри, и накинулся на артиста:
– Уберите для начала эту вашу штуковину! Артист положил нож в ящичек и сказал:
– Спокойно, юный господин хотел получить доказательства, и он их получил, только и всего!
Генри оторвался от двери и сумел подтвердить слова артиста:
– Так оно и было, я хотел действовать наверняка, поэтому и потребовал доказательств, что ящичек действительно принадлежит ему.
Это признание не смягчило гнева Хармса, он сделал Бусману знак подойти к нему и приказал довести дело до конца.
– Возьми все в свои руки, Альберт, – сказал он и потребовал, чтобы Генри пошел впереди него, следуя в его кабинет.
Он не предложил Генри сесть. Взглянув на фото с историческим локомотивом и покачав головой, он повернулся к юноше, долго смотрел на него озабоченно и с сожалением, давая уже одним своим молчанием понять, как он в нем разочаровался. Но так как Генри стойко выдержал это наказание молчанием и решительно дожидался, какие упреки будут высказаны в его адрес, Хармсу не оставалось ничего другого, как пожать плечами и произнести:
– Ну хорошо, господин Неф, если вы сами этого не понимаете, я вынужден вам сказать следующее: вы вели себя самым неподобающим образом. Вы хотите, как вы сами недавно выразились, чувствовать себя на работе комфортно, стремитесь во всем находить для себя удовольствие и, как я предполагаю, ни к чему не относитесь серьезно. Меня не касается эта ваша жизненная позиция, но здесь, на этом рабочем месте вам придется про это забыть.
– Да что я такого сделал? – воскликнул Генри.
– Устроили варьете. Вы превратили государственное учреждение в балаган или, по крайней мере, создали для этого все условия. Очевидно, вы не отдаете себе в этом отчета.
Хармс взял ножницы, лежавшие у него на столе, уперся кончиками в черную крышку стола и выжидательно посмотрел на Генри.
– Так вы понимаете это или нет?
– От вас, господин Хармс, – сказал Генри, – я усвоил, что каждый, кто хочет получить здесь утраченное имущество, должен сначала представить доказательства законности своих притязаний на него. Я ничего другого не сделал, как только потребовал доказательств!
– Но каким образом! – воскликнул Хармс. – Вы зашли слишком далеко. – И добавил с горечью: – Представьте себе только, если бы нож попал в вас, в грудь или в ухо, как вы думаете, что бы здесь началось, а если бы в шею! Я ведь за все несу ответственность, мне вменили бы эти действия в вину, я свое начальство там, наверху, хорошо знаю.
Вошел Бусман, посмотрел на одного и другого и тотчас же понял, что пришел не вовремя, а потому, решив доложить кратко, только и сказал:
– Я обработал этого типа, он оплатил квитанцию и поставил свою подпись. Между прочим, он просил передать привет и надеется, что сможет у нас выступить, например, когда мы будем всем коллективом что-нибудь праздновать.
– Ах, Альберт, – сказал Хармс, – иногда так хочется не верить больше в нормальный ход вещей.
Женская фигура в черном блестящем плаще отделилась от потока спешащих прохожих, вынырнула из толпы и замерла перед освещенной витриной магазина фарфора фирмы «Неф amp; Плюмбек». Генри увидел это и перешел на другую сторону улицы. Прижимаясь к стенам домов и двигаясь навстречу потоку людей, он подошел поближе и остановился непосредственно за спиной неподвижно застывшей женщины, ничем не обнаруживая себя и наблюдая, что она рассматривает. В витрине была выставлена эксклюзивная коллекция старинного фарфора – красивая экспозиция предметов, размещенных на поднимающихся ступеньками изящных подставках и столиках между ними, ярко освещенная невидимыми источниками света, при этом так, что тонкие стенки мерцающей синевой посуды светились насквозь, – знаменитый китайский фарфор. Специальная табличка извещала, что эти предметы пролежали двести шестьдесят лет на дне моря у берегов Китая в трюме португальского парусника – фрахтового судна «Мария-де-Санта-Круз», затонувшего во время мощного тайфуна; другая табличка содержала много умных сведений, в том числе о том, что искусство фарфора достигло наивысшего расцвета при императоре Канси. Генри так сильно нагнулся вперед, что его щека коснулась высоко поднятого воротника ее мокрого плаща. Он прошептал: