Бьютт - страница 3

Дорин помедлила, и с присущей ей детской наивностью выпалила:

- У тебя красивые скулы.

Делвин сделал затяжку.

Он говорил о своём собственном будущем, об изменениях, которые непременно появляются с возрастом, хочешь ты этого или нет. О попытках скрыть эти изменения, залатать дыры в собственном поведении, о бесконечной войне с новым собой, о тщетных попытках искоренить прицепившиеся привычки, вроде алкоголя и табака. Но Дори поняла все по-своему.

В этот момент она смотрела на Дела с каким-то восхищением. Простые размышления приунывшего после рюмки рома сейчас казались ей чем-то вроде святой истины, до которой она бы в жизни не добралась сама. Она внимательно изучала его лицо, забыв о том, что из себя представляет неловкость. Красивым Дела назвать было трудно, но его лицо всегда запоминалось. Светло-русые короткие волосы, которые он никогда не расчесывал. Глаза скорее мутные, чем голубые. Это всегда обескураживало людей, с которыми ему доводилось общаться: говоришь с ним, а он чёрт знает где, возможно, мыслями в своём Бьютте, или где-то ещё дальше. Никому не приходит в голову, что он ловит каждое слово. Греческий нос, острые скулы. Руки, высеченные из мрамора. Стройные, но в то же время сильные. Он был высокого роста, оттого сидел, заметно сгорбившись. На предплечии зеленоватая татуировка, судя по её нижней части - дракон.

Ещё десять минут сидели, она - обдумывая всё сказанное им, он... Да чёрт его знает, о чём он думает.

- Мне пора, - он вдруг встал, снял потёртую куртку со спинки стула.

- Увидимся, - быстро сказала Дорин. Нелепо и доверчиво улыбнулась, помахала пухлой ручкой. Проводила его до выхода. На её фоне Дел казался ещё выше, даже нескладнее.

Дорин шла домой через поле. Почти вся площадь поля была выжжена летним солнцем, колосья успели убрать еще в первой половине сентября.

Вечерело, и даже сквозь свитер и накинутую на него куртку Дори чувствовала прикосновение холода. Год назад всё было совсем по-другому, думала. Город тот же, место то же, но оттенок совсем другой. Другой вкус времени, другой запах времени.

Дорин просто шла, по-детски неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, размахивая ключом на цепочке, слушая, как он ударяется о брелок: крошечный металлический олений рог на связке. Время от времени поднимала голову и пыталась поймать запах осени. В Олтоне это был не запах скошенной травы или спелых яблок. Гнили и дыма – это вернее. По краям поля тянулись крошечные домики, по мере наступления темноты свет в них становился всё ярче.

Дори очень явственно ощутила: она здесь, одна, в этом поле, и никому в этих домах нет дела до её соображений, переживаний, до всего того, что она есть.

В этот момент ей в голову пришла формулировка, такая точная, на её взгляд, что она тут же пожалела, что рядом нет кого-то, кто мог бы безукоризненно верно понять её смысл.

– Я хочу прийти домой, – едва шевеля губами, куда-то в сторону заката сказала Дори.

Села на выстриженные колосья, скрестив ноги в старых резиновых сапогах. Когда я сижу посреди поля, я ещё незаметнее, подумала.

Часы местной церкви пробили ровно восемь ударов – восемь часов вечера.

Дори знала, что её соседка по комнате Чекет ждёт её с работы. Чекет (её полное имя было Франческа, чёрт его знает, откуда взялось это "Чекет") по-матерински пеклась о Дорин, пару раз даже пыталась знакомить её с мужчинами из "своего круга". Дори едва заметно улыбнулась. Пересилить себя встать с травы было слишком сложно. Слишком странным было тускнеющее небо, слишком другим было ощущение самой себя Дорин, слишком крошечной она была. Не конкретно сейчас, а всю жизнь, разумеется.

Обнаружилось слишком много вещей, которые ей было необходимо с кем-то обсудить. С удивлением для себя она отметила, что больше не была той улыбающейся Дорин из кафе, она больше не думала, как та Дорин, не вела себя, как та Дорин, и была уверена, что если сейчас с кем-то заговорит, даже её голос будет другим.

Где-то в конце поля истошно начали орать кошки.

Вечер сгущался.

Спустя четверть часа, внутренний толчок, усиливающийся холод или же силы свыше всё-таки заставили Дори подняться на ноги. Она встала с уверенностью стойкого оловяного солдатика и решительно направилась по выжженной пустыне. Совершенно в другую сторону от её дома. Прости, Чекет.