Бывальщина пограничника Гривы - страница 7

Яркая утренняя зарница уже собирает звездочки поменьше в свою корзинку. Дышло небесного «воза» повернуло на восход.

Приближается рассвет.

К их уютному уголку спешит связной. Тихим голосом говорит:

— Повара товарища Хмару — к командиру!

Наскоро дав указания Гордею, повар уходит.

Но Грива и сам знает, что надо делать. Сначала засыпать промытую крупу в казан, потом покрошить картошку, добавить соль по вкусу и варить завтрак. Грива сидит и понемногу дремлет.

В казане кипит и кипит вода. И Гордей в какой–то момент замечает, что казан уже не булькает, а пыхкает, как накормленный кабан. Он пробует воткнуть в казан уполовник, но… трудно. Поваренок размышляет и приходит к выводу, что у него варится не суп, а что–то значительно более густое…

«Ага. Ясно, — хлопает себя по лбу Грива. — Надо подбросить несколько кусков сала, и тогда у нас на завтрак будет очень вкусный гречневый кулеш…»

Где–то через час возвращается Ефим Нестерович. По вздохам казана он догадывается, что случилось непоправимое. Пробует на вкус суп–кулеш, тревожно посматривает на стрелки часов. И его именная «луковицы» выпадает из рук, — вот–вот курсанты придут на завтрак.

Повар не ругает Гриву. Только сокрушенно качает головой:

— Фигово, фигово дело. Лучше бы тебя, Гордейка, шпион «убил» в шинели Оранина, чем я должен за такой суп садиться под арест. Фигово, фигово…

Хмара не попал под арест. Выручила сообразительность. Вынул из казана куски сала, пережарил их с луком и заправил кулеш по всем правилам кулинарии. Пока кулеш настаивался, из него вышла густоватая, хоть и не рассыпчатая, зато гречневая каша.

Случилось так, как говорил Ефим Нестерович.

Душа мальчишки не лежала к уполовникам. Особенно взбунтовалась она в то памятное утро.

А произошло вот что.

За завтраком Оранин запихал себе в глотку грудку рафинада и, аппетитно почмокивая, допивал четвертую чашку чаю. Косо глянув на опустошенный бачок, он тяжеловато вздохнул и отпустил пояс на две дырочки.

— Напился, браток Грива, аж живот взопрел. Последний раз! — сказал Оранин. — Обедать будем уже на заставе. — И, изображая из себя весьма озабоченного службой, добавил: — На боевое дело идем, браток…

И хотя сибиряка брали на границу вместе с выпускниками учебного подразделения (теперь уже младшими командирами) не для исполнения боевых заданий, а всего лишь на должность писаря–каптенармуса, вся его большая фигура излучала гордость и значимость.

Покидая столовую, Оранин высокомерно кинул:

— Значця, так, браток Грива, бывай. Крути уполовником в казане. Гуще насыпай, в добавке не отказывай…

Это уж было слишком.

Слова Оранина, как кипятком, ошпарили Гриву.

Втайне Грива мечтал, что и для него, как и для курсантов, заканчивается строк обучения на кухне. Ведь прошел целый год. Гордей надеялся, что сам Хмара напомнит об этом своему воспитаннику. Но Ефим Нестерович промолчав. «Ясно, — сделал вывод Грива, — Хмара не хочет меня отпускать. — Потом подумал и хлопнул себе по лбу. — А если я самовольно пойду с младшими командирами на настоящую границу, а? Это вам не в Аршаву, а на свою заставу, на кордон?!»

Грива сяк–так сложил пустые бачки и миски в посудомойку и втихаря выскользнул из кухни. Захватил свой вещевой мешок, карабин з надлежащим боезапасом. Под зелёный картуз подмостил смятую газету, чтобы быть выше ростом и не очень портить «ранжир». Шинельная скрутка и лямка противогаза совсем закрывали петлицы. Если бы на них и были какие–то знаки отличия, то все равно их трудно было бы заметить.

Может, рискованный замысел Гордея Гривы и реализовался бы. Увидел бы он и пограничную реку Збруч, полосатые столбы: красно–зеленый с гербом СССР и серо–черный чугунный на западном берегу реки. Если бы не этот сибирский кедр, имеющий человеческую фамилию Оранин. Запыхавшийся и вспотевший, позже всех встал он в строй. С разгона Оранин, как вол копытом, наступил своим сапожищем на ногу Гриве. Ойкнув Гордей, присел. А у Оранина от безграничного удивления рот раззявил.

— Гр–р–р-ива?! И ты на гра–ни–цу?!! — на всю казарму воскликнул он.

Грива в сердцах рубцом подошвы «резанул» кедра по сухожилию под коленями и прошипел: