Бывший - страница 44

— Да я не об этом. Я о сроках, которые с Геной обговорили. Ему-то деньги нужны будут сразу после съемок, ну там плюс минус пару месяцев. Вот о чем думать теперь надо.

— А-а, — протянул Андрей, — а я-то не подумал. Но тут тоже еще проверить надо, так ли обстоят дела с продажей фильма, как он говорит. У тебя есть кто из режиссеров или продюсеров знакомых? Только не из тех, кому деньги нужны. Из незаинтересованных?

— Есть, — ответил Виталий, вспомнив режиссера из «Мосфильма», который его защищал на передаче «Первого канала» и с которым он был в хороших отношениях. — Правда, он больше писатель теперь. Но эту тему должен знать.

— Тогда тебе надо пообщаться с ним на этот счет. А я пока тоже кое с кем переговорю, есть у нас пара человек знакомых, только на телевидении.

— Да. Поехали, я машину свою заберу, да съезжу поговорю. А то я там надолго засяду. Че ты будешь в машине сидеть?

— Езжай на моей, я на телецентр пойду схожу, сейчас вызову человека, — Андрей указал на Останкино. — Этот вопрос теперь поважнее будет, а то тебе, может, еще и придется отказываться от денег. Езжай.

Писатель и режиссер Виктор Доренко жил на Тверской улице. Поднимаясь к нему домой, Виталий все вспоминал слова Коробова и выражение его лица при этом, пытаясь определить, что это за человек и искренен ли он был. Раньше Бандера считал, что видит насквозь всех, и люди порой еще не успевали сказать или спросить что-то, а он уже отвечал, кому и как, все зависело от ситуации. Но в последнее время, после близкого знакомства с Москвой и ее играми, он уже с большей осторожностью относился к своим выводам по поводу людей.

А Игорь Коробов, хоть и наголо бритый, но с добродушным лицом человек, просто обезоружил своей открытостью. Он даже свои прозрачные очки снял перед разговором, а потом еще и честно сказал, что носит их для солидности. Но как бы там ни было, самая важная часть вопросов относительно Коробова разрешится сейчас, Доренке скрывать от него нечего, да и незачем.

В гостях у писателя был один из московских воров в законе, по прозвищу Пух, которое, видимо, тянулось за ним с самого детства или с малолетки, потому что сейчас ему оно уже не соответствовало. Это был один из старых воров, с которыми Бандера уже привык общаться, и представился просто — Володя. Он тоже поприветствовал гостя, о котором был уже наслышан от писателя и смотрел весь фильм. Потом все вместе прошли в гостиную для разговора.

Первым делом беседа зашла, конечно, о фильме Виталия и о кино в целом. Затем, уже за второй чашкой кофе, она перешла на жизненные темы и, так как собрались трое бывших сидельцев, поговорили и о людском. И уже потом, когда вышли на балкон перекурить, Виталий задал свой самый важный вопрос:

— Николаич, а правда, что покупатели начинают понты колотить, типа фильм не очень и все такое, чтобы цену сбить?

— Ты что, свой фильм хочешь выставить? — удивился Доренко.

— Ну этот-то нет, — ответил Бандера, — он по качеству не пройдет. А вот следующий, который сниму, да.

— Тяжело тебе будет на первых порах, — покачал головой писатель. — Как только тут почувствуют, что ты что-то можешь делать лучше их, жди палок в колеса. А это уже многие чувствуют, я тебе гарантирую.

— Да к этому-то я уже привык, мне и эти съемки пытались постоянно сорвать или запретить. Меня больше интересует ситуация, когда фильм уже готов.

— Все будут пытаться не дать тебе вылезти. Тут не только по цене обламывать будут, тут даже прокатчики могут не взять фильм, хоть и имеют с проката сорок пять процентов. Этот рынок здесь годами завоевывают, так просто на него не пускают. По крайней мере, сделают все возможное. Куча критики, грязи, и все связи свои задействуют.

— А если я обойдусь без прокатчиков? — спросил Виталий.

— Это долгая история получится. Но если все же сможешь пробиться в первый раз, дальше — зеленая дорога. Но тяжело тебе будет, учти. Ты лучше книгу напиши, здесь-то я рынок уже завоевал давно, так что в литературе дорогу гарантирую.

— Да, — подтвердил Володя, — тут у Николаича уже протоптана дорожка. И здесь тебе никто уже не помешает, даже если захочет, — произнес он многозначительно и, подумав добавил, — книги, кстати, люди тоже читают.