Царь Мира - страница 35

Судебно-медицинский эксперт Марк Абрамович Гершензон сидел неподвижно в старом кресле. Два лаборанта обычно помогали ему — на одного из них старик возлагал большие надежды и обещал передать ему все свои знания. Иначе попросту некому было бы заменить шестидесятивосьмилетнего эксперта. Но сейчас в лаборатории бюро судмедэкспертизы Гершензон был один.

Со стороны могло показаться, что он дремлет, — да и время, три часа ночи, вполне способствовало бы этому. Но на самом деле старик не спал, мозг его лихорадочно работал — может быть, так, как никогда в жизни.

Забрав из театра зеркало, Гершензон сразу направился в лабораторию. Сторож, конечно, по привычке предложил выпить чайку и сыграть партию в шахматы, как делал это уже много лет, хотя знал наперед, что Гершензон откажется вежливо и от того, и от другого. Некоторым исключением из установившегося ритуала сегодня была просьба старого эксперта пропустить к нему человека по фамилии Алиев, который должен прийти ровно в половине четвертого. За несколько лет подобные просьбы звучали трижды, и сторож каждый раз соглашался, зная, что утром ему перепадет награда в виде пары бутылочек спирта. Он никому не говорил про эти визиты, понимая, что это угрожало бы и ему: во-первых, он не имел права пропускать в лабораторию посторонних; во-вторых, он не хотел лишаться и этой скудной награды.

В лаборатории Гершензон снял с зеркала отпечатки пальцев. Он сразу понял, что Руслан был прав — что-то необычное было в этом зеркале, и прежде всего необычной, неестественной была температура его поверхности. Впервые старый эксперт заторопился, интуитивно сознавая, что следы чьих-то рук — это вовсе не главное. Закончив с отпечатками, он измерил температуру на поверхности зеркала, потом полез в сейф, где у него хранились самые ценные приборы. Он достал счетчик Гейгера и убедился, что предчувствия его не обманули: зеркало «светилось», радиоактивное излучение было довольно сильным, хотя и неопасным при недолгом соприкосновении с зеркалом. Но если бы кто-то просидел рядом с ним часов сто, это могло бы плохо для него кончиться. Гершензон сел напротив зеркала и задумался.

Когда-то он мечтал о другой работе, хотел стать ученым. Конечно, по сравнению со многими работниками всяких НИИ его труд был гораздо продуктивнее, полезнее, интереснее, но этот труд имел чисто прикладной характер. И к тому же, как и всякий мало-мальски честолюбивый человек, Гершензон мечтал о славе, а не просто о популярности в провинциальном городке. На все эти мечты он, правда, махнул рукой лет еще Двадцать назад, но теперь, при встрече с таинственным зеркалом, они вспыхнули с новой силой. Он с горечью понимал, что со своим скудным набором техники он, по сути, больше ничего не сможет сделать. Это зеркало надо везти в серьезную лабораторию, им должны заниматься не одиночки, а группа ученых. Сознавая все это, старик сидел напротив зеркала, глядя на собственное отражение, и тихо бормотал любимые строки:

Он вспомнил ночные визиты Алиева. Кроме них, были и встречи днем, обычно на тихом и безлюдном городском кладбище. Они заканчивались почти одинаково: из рук собеседника в руки Гершензона переходила некоторая сумма, а потом, в тиши лаборатории, он писал заключение судмедэкспертизы, которое удовлетворило бы клиента. Речь не шла об особо грубых нарушениях вроде сокрытия убийств. Просто иной раз требовалось установить, что водитель был трезвым, хотя на самом деле это было не так. Или что девица, оказавшаяся в компании молодых людей, вовсе не подвергалась насилию, а просто решила подзаработать шантажом. Гершензон спасал людей от тюрьмы или от большого срока заключения, а заработанные таким образом деньги вез в областной центр в двух конвертах. Погостив денек у одной из дочерей, денек у другой, он совал конверты двоим внукам, получая взамен благодарные и смущенные взгляды. Деньги были небольшими.