Царевна Волхова - страница 14

стр.

— Пойдем-ка. Надо нам было при тебе говорить, ты ведь теперь совсем взрослая…

Со вздохом опустившись на стул, она закурила, прищурилась и взглянула на дочь.

— К новым русским в услужение мне идти предлагает. Как думаешь, соглашаться?

Эля вскочила так резко, что опрокинула табуретку.

— Мам, и ты ещё спрашиваешь?! Я надеюсь, ты уже отказалась?

— Погоди, Эльчик, не горячись. Нам с тобой привередничать-то нельзя.

Тася отвернулась к окну и, ссутулившись, какое-то время молча курила. А Эля не решалась нарушить паузу.

— Киска, все не так страшно! — вздохнув, обернулась к ней мама. Сейчас я тебе расскажу, что и как, а решать будем вместе. Хорошо?

— Мам, ну чего тут решать, что решать? — кипятилась девчонка, дергая маму за руку. — Ну подумай: ты — и прислуга! И у кого? Ладно бы у бельгийской королевы — это бы ещё можно, а так… Мамуль, ведь тебе от этого только хуже будет… и не только тебе!

Эля отвернулась, с ненавистью глядя на на капли, мерно тренькающие о край раковины. Кран у них тек давно…

Суть Ксаниного предложения сводилась к следующему: её подруга актриса, вышедшая на пенсию, на весь весенне-летний сезон сдала свою дачу в Загорянке. Посторный двухэтажный дом с террасой и тенистый сад. Правда, довольно запущенный… Ее весьма деловой племянник, видя, что тетке пенсии не хватает, быстренько убедил её сдать дачу и подыскал съемщиков, семью своего начальника Ермилова. Тот был главой крупной торговой фирмы. В его семье было двое детей: младшая девочка — ровесница Сенечки и сын девяти лет. Детям на лето нужна была няня или бонна — это уж как кому больше нравится называть…

Когда Любаша, эта самая актриса, поделилась с Ксаной своей новостью, та прямо-таки подскочила с восторженным воплем: мол, будет у этого торгаша бонна! Она сразу подумала о Тасе — для той это было решением многих проблем. И платить за жилье не нужно с марта по сентябрь, и свежим воздухом бы дети дышали… рай, да и только!

Ксана немедленно приступила к переговорам, даже ещё не добившись Тасиного согласия. Оказалось, что Тасина кандидатура семейство Ермиловых вполне устраивает. Узнав о том, что Тася учительница, они пришли в полный восторг и заявили, что помимо пятисот долларов в месяц за услуги няни, готовы платить ещё триста за уроки которые она будет давать их сыну. Оставалась самая малость — убедить Тасю! Ксана почему-то ни минуты не сомневалась, что подруге это предложение, мягко говоря, придется не по душе.

Так и произошло. Тася понимала, что восемьсот долларов в месяц — это просто сумасшедшие деньги, но… уж слишком дорого они могут ей доставаться! Идти в услужение… нет, её независимая натура не желала мириться с ролью прислуги. Да ещё у какого-то торгаша!

— Таська, ты это брось! Честное слово, это не гордость в тебе восстает, а бабский дешевый гонор.

Этот разговор и произошел на кухне, пока Эля стирала.

— Ты меня, конечно, прости, подруга, но горе тебя сделало не мудрей, а… — Ксана не договорила и закурила, наконец, ту злосчастную сигарету, которую перед тем долго вертела в пальцах.

— Уж какая есть! — недобро усмехнулась Тася. — Ксанка, спасибо тебе… милая ты моя! Ты уж прости меня, глупую, в самом деле не ведаю, что творю!

И она разрыдалась на плече любимой подруги. И стена непонимания, на миг разделившая их, вмиг исчезла.

— Таська, дура ты моя дорогая, я ведь все понимаю, все! — жарко шептала Ксана, прижимая к себе мокрое от слез Тасино лицо. — А ты перечеркни, задуши в себе прошлое, душу не растравляй. И все начни заново. Тебе ведь всего тридцать с хвостиком. С тоню-ю-юсеньким! Разве это для такой красавицы возраст?! Все у тебя будет, Таська, попомни мои слова!

Тася подняла на неё заплаканные глаза, в которых засветилась надежда.

А Ксана покачивала её, обхватив руками, и думала, что не знает слов, которые могут утешить и поддержать эту несчастную женщину. Дело даже не в том, что подруга её в одночасье все потеряла — дом, мужа… Она себя потеряла! А вот это беда так беда! Потому что тому, кто сам в себе разуверился, может помочь только чудо…

И теперь, когда Тася с Элей остались вдвоем и Эле доверено было право решать, она вдруг поняла, что не может отговаривать маму. Что какая бы жизнь не ожидала их в Загорянке, какой бы протест не вызывала эта работа, она должна помочь маме на неё согласиться. Сделать шаг. Пускай даже против этого все в душе восстает! Но этот шаг должен заставить маму подняться, распрямить спину. Накраситься, наконец! В парикмахерскую сходить…