Царевна Волхова - страница 7

И все чаще звучало в их доме полупрезрительное «цыганка» — прозвище юности, которое не уставал поминать Николай.

— Ну что, опять по Москве шаталась, цыганка? — бросал он через плечо, небрежно швыряя на спинку кресла в прихожей свое элегантное пальто от Хуго Босс и сдергивая с вешалки её промокший от снега платок.

Она кидала на него темный взгляд исподлобья и запиралась в комнате. Ей не о чем было с ним говорить.

Она говорила с ушедшими… Со своими. На опустевшем письменном столе, где прежде громоздились груды школьных тетрадей и стопки книг, теперь стояли только три фотографии в рамках. В центре — Тонечкина, по бокам мамина и папина. А у стенки ещё одна рамка была — пустая. Там должна была быть фотография деда.

И ночи напролет разговаривала Тася с мертвыми, вопрошая их: что же делать? Как быть, когда душа корчится не в силах перемогать свою боль. И цепенеет от предчувствия ещё большей беды. Неотвратимой как утро приговоренного, которое неминуемо настает.

И беда настала. И хоть угадывала, сердцем чуяла её Тася, но все же к такому удару оказалась она не готова. Да и кто был бы готов?..

Случилось это вьюжной морозной зимой вскоре после крещения. Николай решил, что достаточно твердо стоит на ногах и пора расширять свое дело. Взяв кредит в банке через одного из своих приятелей, он арендовал магазинчик в новом людном микрорайоне. Его только начали заселять, и Коля не сомневался, что магазин очень быстро покроет расходы и начнет приносить хороший стабильный доход.

Он отремонтировал помещение и уже вел переговоры о первых поставках товара, когда на него наехали. Рэкет! Местные братки потребовали заплатить за право торговать в их районе и потом ежемесячно платить дань, едва ли не превышающую половину всего предполагаемого дохода.

— Золотая орда, мать ее! — хмыкнул он. — Ну-ну…

И ничтоже сумняшеся двинул в милицию. Там ему ничем помочь не смогли. После вялых переговоров с участковым Коля понял, что ребята, которых он с лету решил проглотить, были хозяевами в районе. И милиция была куплена.

О нет, глупо было бы предполагать, что Николай, не первый день живущий на белом свете, всех этих неписаных законов не знал. Знал, конечно! Только он рассчитывал, что сумеет немножко потянуть время, найдет себе «крышу» других бандитов, у которых аппетиты будут поменьше. Или как-то сумеет управиться с помощью местных властей. Наивно, конечно. Но уж больно жаль ему было со своими кровными расставаться.

Через три дня после повторного визита братков и их последнего предупреждения магазин сгорел. Вместе со всей партией товара. А на следующий день его навестили представители банка, в котором он брал кредит. И напомнили, что срок возврата кредита истекает через неделю.

В эти два дня Николай поседел. Метнулся в РУОП. Ему спокойно так разъяснили: мол, где ты раньше был, когда тебя в первый раз навестили?

Тася пыталась успокоить его, как могла. Умоляла продать машину, аппаратуру, антикварную мебель, которую он скупал на аукционах весь последний год и очень ею гордился…

Он не верил, что все пошло прахом. Не хотел ничего продавать. Его, что называется, понесло.

— Да, я киллера найму, всю их поганую кодлу перестреляю! Чтоб знали, как с Корецким в шашки играть!

Тася молча, с усмешкой на него поглядела и ушла к себе.

Это его наконец взбесило. Ударом ноги он выбил дверь в её комнату, ворвался и заорал.

— Это все ты… ты накликала. Кликуша!!! Ну, родственнички у неё перемерли — так у всех мрут! А она — и давай, и давай… Скулит днем и ночью в своей каморке: мол, жизни нет. Бездарь! Актриса погорелого театра… Ничего из тебя не вышло и не выйдет ничего, потому что пахать с утра до ночи не умеешь! Ах, не трогайте нас, мы такие тонкие, такие возвышенные — замараться боимся… Бездельница. Алкоголичка! Ты до чего детей довела? Дочь от тебя уж шарахается. Сын заброшенный… Дрянь никчемная!

Тася слушала его молча. Не привстав из-за стола и лишь обернувшись вполоборота. Дрожащая Эля, вцепившись обеими руками в дверной косяк, стояла в коридоре, не зная что делать. Ринуться в комнату, закричать, чтоб отец не смел оскорблять маму? Но она видела: отцу тоже плохо, это страх в нем кричит…