Цари мира - страница 24

— Откуда он знает?

— Я ему сказала… и потому думаю, что он сюда же и направится…

— Очень возможно. Но мы не должны ждать…

— Вы побудьте пока тут, — сказали незнакомцы, — а мы его отыщем и привезем сюда.

И они исчезли.

Освобожденный из тюрьмы столь романтическим способом, Анри первое время путался в платьях, особенно садясь в фиакр, но это было приписано сильному горю посетительницы, и никто из сторожей не обратил на это внимания.

Приехав на квартиру Жанны, Дюпон поспешил переодеться при помощи преданной ему камеристки. У него там оказалась легкая домашняя пара, он ее и надел. Все эти дни он не брился, и у него выросла борода.

«Тем лучше, — подумал он, — меня труднее узнать».

Когда смерилось, в закрытой карете он отправился на железную дорогу.

Подошел поезд, везущий игроков в Монте-Карло. Анри вошел в купе, в котором сидели несколько человек. Один из них обратил <на себя> внимание Дюпона. Небритый, как он сам, в каком-то потрепанном пальто, видимо, с чужого плеча, с надвинутым на лоб картузом, закрывающий и отворачивающий все время свое лицо, он производил впечатление скрывающегося человека или одержимого манией преследования.

Когда в Монте-Карло все пассажиры вышли и в вагоне остались лишь он да Дюпон, его беспокойство как будто усилилось, и он таинственно обратился к последнему со словами:

— Вы не выходите? Вы дальше едете? Могу вас просить об одолжении?

— К вашим услугам, если это в моей власти.

— Да, да! Я еду в Рим. На границе таможенные служащие знают меня в лицо. У вас, я вижу, нет чемодана; возьмите мой, его не станут и осматривать, а я останусь в вагоне.

— А что у вас в чемодане, мосье? Позвольте узнать, на случай, если его откроют?

— О, ничего стоящего! Смена белья и больше ничего. Да вот, смотрите.

И он раскрыл свой саквояж.

— А это что за штука?

И он вытащил какую-то металлическую палку с шаром на конце, вроде бильбоке.

— Это… кропило, церковное кропило.

— Послушайте, мосье. Выньте из чемодана кропило, и тогда я согласен исполнить вашу просьбу. Ба! Да у вас там целая ризница! Ладанница, щипчики, флакончики, подносик… не хватает кадила, милостивый государь, большого массивного кадила и восковых свеч… Да, я понимаю вашу нелюбовь к таможням. Где вы это так чисто обделали церковь, мосье? Можете говорить, — я не сыщик, но я потребую, чтобы вы вернули вещи по принадлежности!

— О, мосье! Не губите меня! Я несчастный человек, но я не вор. Эти вещи — моя собственность, которую я везу, чтобы пожертвовать их в какую-нибудь бедную церковь на моей Родине, но они должны быть прежде очищены и вновь получить освящение… Я еду принести покаяние.

— Кто же вы? — невольно спросил Дюпон.

— Священник-апостат, перешедший в протестантство и поправший свои обеты. Я женился. Моя жена умерла, и я возвращаюсь в лоно Святой церкви.

— А дети?

— Детей у нас не было, и это счастье! О, вы не знаете, до чего я пал. Я развратил монахиню, убедил ее сойтись со мной, мы оба отреклись от веры, и, приняв протестантство, публично сочетались браком. У нас не стало средств: мы оба не умели работать. Тогда я записался в Шотландскую ложу, в Гренобле, где, узнав, кто я такой, дали рекомендацию к высшим членам Ордена. Стыдно сказать, что я там делал, как пародировал священные служения; сколько кощунства, хулы и святотатства на моей душе. И вот, я от них бежал и возвращаюсь в Рим, где надеюсь получить прощение. Если бы не эта надежда на Божье милосердие, я давно бы покончил с собой.

Дюпону пришлось выслушать эту странную исповедь, и он поспешил сказать бедняге, что сам он верующий, вполне ему сочувствует и решение его одобряет. Тот с жаром потряс его за руку.

Поезд подъехал к границе. Дюпон вышел с чужим саквояжем и преспокойно выбросил все его содержимое на дорогу, пользуясь темнотой ночи. Благополучно миновав таможню, он вернулся в купе, и, отдав облегченный чемоданчик, сказал:

— Ну, не прогневайтесь: ваша ризница a f… le camp[19]. Я тоже не намерен был из-за нее иметь дело с таможенными чиновниками.

Ранним утром поезд прибыл в Геную. Дюпон распрощался со своим новым знакомым и сам, облегченно вздохнув, почувствовав себя в безопасности, направился к знакомой гостинице, где побрился, помылся, почистился и дал свое настоящее имя.