Цари мира - страница 9
После Вальдека говорили еще несколько ораторов. Они развивали ту же тему необходимости борьбы с клерикализмом и французскими монархистами. Попутно было произнесено осуждение анархии и террористическим актам. У всех свежо в памяти убийство итальянского короля Гумберта[11], почтенного члена их ложи. Наконец, председатель объявил заседание закрытым. Все вышли, за исключением мастеров 33-й степени, в их числе был и министр. Они перешли в другую залу, поменьше, всю обтянутую черным сукном с эмблемами масонства: черепа с костями, треугольника, циркуля и шестиугольной звезды, составленной из двух пересекающихся треугольников. Эти эмблемы были вышиты серебром по стенам и на черном ковре, покрывавшем стол среди комнаты. Здесь уже председательствовать стал другой масон, оставшийся в публичном заседании в совершенной тени, так что из непосвященных в высшую степень никто и не догадывался о его достоинстве.
Он только здесь надел атрибуты своего сана: ленту и передник, и начал с того, что опросил всех присутствующих:
— Вы — брат Иоанн, кавалер Кадош шотландского ритуала?
— Вы брат Лазарь, верховный мастер из Бальтиморы?
И так далее.
— Я, — отвечал каждый, к кому он обращался.
Когда все были опрошены, новый председатель сказал:
— Сегодня, в годовщину Варфоломеевской ночи, у нас очередное тайное собрание. Господин министр сообщил нам о новом заговоре, который он только что раскрыл и который стоит в связи с тулонской катастрофой и бросает новую тень на клерикалов.
— Высокочтимые магистры, — начал министр. — Случайно, при выселении монахинь из их дома в Пасси, в руки полиции попало письмо инженера Дюпона, ярого клерикала. В нем он сообщал своей сестре, начальнице этого монастыря, что владеет секретом воспламенять на расстоянии многих лье взрывчатые вещества. Не его ли это дело в Тулоне? Я поручил Лепену отыскать этого человека. Мы должны вырвать секрет из его рук или его уничтожить, как был уничтожен сам изобретатель этого могущественного средства.
— Гибель ему, гибель!
— Почему вы не поручили это дело Гамару, начальнику сыскной полиции? — спросил один член собрания.
— Господин Гамар не одних с нами убеждений, и я на него положиться не мог, не имея другой улики, кроме письма. Теперь же, после взрыва в Тулоне, я ему поручу найти виновников, и уже он будет действовать в нашу пользу.
— Очередь за нашим гостем из Бальтиморы, — сказал председатель.
Поднялся сухой, маленький человечек, лысый, в темных очках, и заговорил с едва заметным английским акцентом:
— Братья! Мы слышали на общем собрании самохвальство Леона Таксиля. Оно мне не нравится, очень не нравится. Не говоря уже того, что в нашем Ордене есть лица, принадлежащие к духовенству, даже высшему, всех христианских исповеданий, чувства которых его заявление может оскорбить, мы не можем не сознаться, что им раскрыты и преданы гласности самые существенные наши тайны, которые до сей поры не были известны даже нашим высшим степеням. Первым, кто проник за эту завесу нашей тайны, был монсеньор Мермильод, но его обвинение масонов в демонизме и оккультных науках было встречено полнейшим недоверием и насмешкой всего интеллигентного общества. Не так оно отнеслось к разоблачениям Таксиля и его сообщников. И если не все верят в действительность Гибралтарских подземелий и Балтиморского лабиринта, то все теперь знают о существовании нашего Палладиума, великого Бафомета, сохраняющегося в этом городе, где до последнего времени совершались наши мистерии, перенесенные теперь в Рим нашим верховным начальником, господином Лемми, главой объединенного масонства. Все теперь знают о том, что наш бог, Архитектор мира, не Бог христианский, и потому наши члены, принадлежащие к христианским исповеданиям, несомненно, рано или поздно, отшатнутся от нас с ужасом или составят раскол в самом масонстве. Среди нас самих, 33-х, сообщение Таксиля и К° о том, что перстень дается лишь почетным, не посвященным в тайну членам, породило смуту, и все получившие кольца прислали их обратно. По чьему приказанию действовал этот человек?
— По моему! — раздался властный голос.