Царская охота - страница 41

Андрей Иванович Ушаков с утра пребывал в замечательном настроении. Мало того, что тот клубок из странных и совершенно непонятных событий, которые сложились вокруг, казалось бы, банального заговора с целью убийства императора, наконец-то начал распутываться, так еще и государь уведомил с самого раннего утра о назначении его Катюши на должность фрейлины будущей императрицы. Письмо принес курьер во время завтрака, и от девичьих визгов шестнадцатилетней красавицы с ясными глазами, казалось, бокалы полопаются. Письмо вручили именно ей, прямо в руки. Написано оно было летящим почерком государя, то есть сам он писал его лично, не поручив Дмитрию или кому другому из императорской канцелярии.

– Папка, спасибо-спасибо-спасибо! – Катюша подбежала и принялась целовать его в макушку.

– Да мне-то за что спасибкаешь? – Андрей Иванович улыбнулся с любовью глядя на дочь. Такой оживленной он ее уже давненько не видал.

– Так ты же, почитай, каждый день с государем, неужто поверю, что не замолвил за меня словечко? – она села и снова, и снова перечитывала коротенькое письмо, с уведомлением, что выбор пал на нее.

– А вот не замолвил. Некогда было, – признался он с улыбкой. – Государь сам, видать, решил, что достойна ты рядом с государыней находиться, во всем ей помощницей быть. Да и не советовался он ни с кем, сам все решил. Ладно, пойду я, дел полно.

– А платья? Мне нужны новые платья, как я перед государыней в старых покажусь? – ох, и разорение одно на энтих платьях, а куда деваться? Ушаков вытащил несколько банковских билетов, которые все больше и больше пользовались популярностью при расчетах, потому что их было удобнее носить. Когда речь шла о совсем больших суммах все равно предпочитали звонкую монету, а вот на повседневные расходы вполне и бумажки эти годились. Билетов было на приличную сумму, за что Андрей Иванович получил еще несколько поцелуев. Вот же вертихвостка.

– А ты знаешь, что письмецо государем Петром Алексеевичем написано? – Катерина округлила глаза, глядя на него. – Я его почерк отлично знаю. Сам он писал, лично, – последние слова потонули в очередной порции визгов. Покачав головой, Ушаков вышел из дома к ожидающей его карете, и поехал прямиком в Тайную канцелярию, чтобы собрать воедино все те факты, что ему удалось собрать и после этого уже ехать к государю на доклад.

Возле самого входа стоял молодой человек с неопрятной бородой в старом латаном сюртуке. Он спрятал руки в карманы и видно было, что замерз, но не уходил, словно ждал кого-то. На него уже хмуро поглядывали гвардейцы, время от времени проходящие мимо, а уж когда подъехала карета с главой Тайной канцелярии, то к нему и вовсе подошли три вооруженных гвардейца и один из них спросил, какого ляда он тут забыл?

– Это же Ушаков? – молодой человек кивнул на Андрея Ивановича, только что вылезшего из кареты.

– А тебе какое дело? – гвардейцы начали его теснить от того места, где он стоял.

– Передайте ему, да не толкайся, – он сбросил со своего плеча руку охранника, – передай лучше, что имею отношение к той банде, что на государя в лесу засаду организовала… – договорить он не успел, потому что его повалили в снег и сноровисто обыскали. Не найдя никакого оружия, связали и затащили в здание Тайной канцелярии. Только после того, как оттащили его в камеру, сообщили Ушакову, который уже практически выходил из кабинета для того, чтобы ехать к государю.

– Тащите его сюда, – тут же бросив папку на стол, распорядился Ушаков.

Молодого человека втащили в кабинет и бросили на стул со связанными за спиной руками.

– И кто же ты, мил человек? – Ушаков сел за стол и принялся внимательно изучать его лицо.

– Василий Толстой мое имя, но больше я ничего не скажу. Я буду говорить только с государем.

– Как это так, не скажешь? – Ушаков в это время набросал записку Митьке о том, что задержится и, выйдя из-за стола, послал одного из гвардейцев в Лефортовский дворец. Сам же вернулся на свое место и снова посмотрел на Толстого. – Как это не скажешь? У нас все говорят, поверь мне.

– Можешь меня на кусочки разрезать, но я сказал свое слово. Дальше я буду говорить только с государем.