Царский приказ - страница 8
Ни днем, ни ночью не покидал девушку этот образ. Днем она прислушивалась к шагам Максимова наверху и к его голосу, когда, забыв притворить дверь на лестницу, он разговаривал с Мишкой, и с нетерпением поджидала минуту увидеть его хотя бы мельком, а ночью он являлся ей во сне.
Теперь, кроме этих грез, у нее ничего не осталось, и она будет просыпаться не с радостным чувством, что он от нее близко, в одном с нею доме и что она сейчас увидит его, а с тоскливой неизвестностью относительно его. И всегда так будет, всю жизнь. К Рождеству приедет длинный Фриц, ее выдадут за него замуж, и тогда она будет еще несчастнее — у нее не останется ни одной светлой надежды на будущее.
Усиливаясь с минуты на минуту, тоска сжимала сердце Кетхен так нестерпимо больно, что она кидалась от кровати к окну и обратно, не будучи в силах даже и минуту просидеть или пролежать на одном месте. Никогда еще не страдала она от одиночества так, как в эту роковую ночь. Жизнь бы, кажется, с радостью отдала она, чтобы кому-нибудь поведать свою печаль и на чьей-нибудь груди выплакать свое горе.
— Мама! Мама! — стонала она, уткнувшись головой в подушки. — Зачем ты от меня ушла, мама? Зачем ты бросила твою бедную, маленькую Кетхен? Если ты не можешь сделать, чтобы он опять был здесь, чтобы я хоть украдкой могла на него смотреть и слышать его голос, возьми меня к себе!
Хоть бы Анисья была дома! Она услышала бы, как убивается ее Катенька, и пришла бы утешить ее.
Впрочем, ничего не случилось бы, если бы Анисья не ушла за пивом. Может быть, отец и прибил бы их обеих, но, чтобы Максимов принужден был за них заступиться, до этого не дошло бы.
Бедная Анисья! Сколько уж она из-за нее вынесла! Лучше умереть, чтобы и самой не страдать, и Анисью освободить. Она уедет в деревню, там у нее родные, знакомые, ей будет хорошо.
Если бы Кетхен было можно куда-либо уйти, она тоже ушла бы, да ей некуда, у нее никого нет на свете и никогда никого не будет. Чем дальше, тем хуже. Теперь ее бьет отец, а потом ею будут помыкать длинный Фриц и вся его семья. Его мать такая злая, алчная, а отец — дурак и ничего в доме не значит. В этой семье за нее заступиться некому будет. Недолго протянет она между ненавистным мужем и жестокой свекровью, зачахнет, как мать, и умрет.
— Боже, хоть бы скорее! Чтобы не дожить до утра, не видеть гнева отца, не слышать, как он будет ругать Максимова, грозить ему, преследовать его. Этой пытки ей не вынести, она с ума сойдет, сделает над собой что-нибудь, утопится.
Чем больше думала Кетхен, тем больше убеждалась, что другого исхода у нее нет. От жизни ждать нечего, значит, надо умереть.
За стеной послышался шорох.
«Господи! Не отец ли? — пришло в голову девушке. — Как хорошо, что я заперлась!»
Этим она тоже обязана Максимову. Она была в таком волнении, что ей и в голову не пришло бы запереться. Она зарылась бы лицом в подушки и терпела бы до тех пор, пока ее не убили бы.
А что, если отцу вздумается стучать к ней в дверь и требовать, чтобы она отперла? Разве она посмеет ослушаться? Он придет тогда в еще пущую ярость и засечет ее до смерти. Как у него страшно налились глаза, когда он произнес эту угрозу! Она больше от страха, чем от боли, лишилась чувств. Как жить в таком вечном ужасе, да еще одной. Нельзя, надо умереть. Если отец сейчас не войдет к ней и не убьет ее, она не станет дожидаться до завтра, оденется, тихо выйдет из дома и бросится в Мойку. Помешать ей некому, Анисьи нет. А Максимов навсегда ушел. Надо скорее умереть.
Эти мысли вихрем проносились в голове девушки. Вся трепещущая, прильнула она ухом к замочной скважине, прислушиваясь к тяжелым, неровным шагам отца. Глухо кряхтя, он направлялся к кухне, откуда вскоре послышался плеск воды, а затем шаги опять стали приближаться к ее двери.
— Боже, пронеси его мимо! Дай мне умереть менее жестокой смертью! — лепетала Кетхен похолодевшими губами.
Одно мгновение, когда, споткнувшись у ее двери, он, тяжело дыша и кряхтя, громко заругался и стал пьяным голосом изрыгать угрозы и проклятия, ее от ужаса как варом обдало. Ноги подкосились, и, чтобы не упасть, она схватилась холодеющей рукой за край близстоявшего стола. Но он побрел дальше, и вскоре раздался стук захлопнутой им за собой двери в его спальню.