«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 2 - страница 11

Соколов не мог не передать собранные материалы г-ну Гирсу, поскольку действовал он по совершенно определенным распоряжениям, которые и генерал Жанен считал за честь исполнить. Но вынужден он было это сделать с тяжёлым сердцем и будучи полон горечи, так как полностью осознавал судьбу, которая их ожидала.

Можно было подумать, что круги, с которыми он имел дело, сделают всё, чтобы рассказать правду о судьбе Царя и Его Семьи: образ Николая II, ставящего на карту Свою честь, во имя чести Своей страны, и не только Свою жизнь, но и жизни Супруги и Детей; печальные останки, жалкие безформенные обломки, в которых, вероятно, смешались останки Царя и Его Семьи с останками Их смиренных слуг, не являются ли они символом, весьма благочестивым и святым предметом, вокруг которого могли бы объединиться русские люди?

Однако, никто не хотел рассматривать это дело под таким углом, никто не захотел объединиться и хотя бы признать сам факт гибели Царя, не подлежащий при этом никакому сомнению: ибо это помешало бы многим интригам, многим точкам зрения, многим личным амбициям, о которых я бы не хотел распространяться…

Очевидно, если посмотреть на вопрос с точки зрения одного генерала, однажды спросившего Соколова: «А Ваши анализы крови окончательно доказали, что это кровь Императора?», то можно было бы сделать вывод о том, что расследование Соколова было неудовлетворительным. Однако, если подойти к нему с точки зрения логики и непредвзято, то мы должны отдать должное тому, с таким мастерством было проведено это расследование.

Говорили, что необходимо дождаться появления «законного органа, который изучит дело и материалы Соколова и выскажет своё мнение». Да, но где взять такой «законный орган»? Разве громогласное провозглашение истины не было законным правом тех, кто получил эти материалы? Разве в том, чтобы всеми способами скрывать правду о том, каков был конец Царя, не заключается большой грех?

У кого-то не хватило смелости подойти к этому вопросу прямо. Кто-то укрылся за формулами «юридической некомпетентности». Кто-то говорил Соколову: «Все, что мы хотим от Вас – это чтобы Вы вели себя тихо и помалкивали».

Но именно этого Соколов не мог принять. Моё сотрудничество с ним было полезным в следующем: так как круги, от которых можно было бы ожидать поддержки, её не только не предоставляли, не только не отдавали должное работе Соколова и не признавали её результаты блестящими и заслуживающими похвалы, но, напротив, стремились помешать ей и скрыть её за завесой молчания и забвения, я смог убедить Соколова в необходимости, вопреки всему и всем, обнародовать результаты его расследования. Но чего только не было сказано Соколову, когда новость о публикации его книги произвела в этих кругах эффект разорвавшейся бомбы! Один высокопоставленный российский деятель, оставивший для этого свой обычную дипломатическую сдержанность, так и заявил Соколову, «что он будет привлечён к ответственности будущим национальным российским правительством за злоупотребление доверием и нарушение профессиональной тайны…»

Сам Соколов предпочёл бы, чтобы истина была провозглашена кем-то другим, а не им. Он хорошо говорит об этом в предисловии к своей книге. Побуждая его написать эту книгу, оказывая ему всю моральную поддержку, я считаю, что тем самым помог ему выполнить свой долг перед нашей несчастной страной и тем самым выполнить и свой собственный долг. Я делал это намеренно и сознательно. Возможно, настанет день, когда Национальная Россия обратится к этому вопросу во всей полноте. Я не знаю, застану ли этот день, чтобы с высоко поднятой головой выступить в защиту памяти Соколова, но даже если мне этого не доведётся, я думаю, что вердикт мне известен заранее.

Князь ОРЛОВ.

Уже авторы первых публикаций о Н.А. Соколове понимали, в чем состояла одна из главных трудностей, с которым столкнулся следователь при расследовании цареубийства.

На его долю, читаем в одном из первых газетных некрологов, «досталась невыносимо тяжелая задача расследования гнусного и надругательства и злодеяния, совершенного в Екатеринбурге над Царской Семьей по воле Свердлова, Шаи Голощекина, Юровского, Войкова и их кагала». Более пространно о том же «пятом пункте» следствия писал в декабре 1924 г. знакомый Николая Алексеевича А. Ирин