Царское дело - страница 22

– Ты это брось! – сердито сказал Ададуров. – А то сейчас кликну своих!

– Лопаря ты уже кликнул, Федя, – насмешливо сказал дядя Трофим. – И государь преставился. По твоему кличу!

– Почему по моему? – тихо спросил Ададуров. – Я здесь при чем? Государь давно болел, еще с осени, еще когда послы от Лисаветы приезжали.

– От Лисаветы! Каково хватил! – строго сказал дядя Трофим. – А лопарь другое говорит.

– Лопарь говорит! – повторил Ададуров. – Да его еще в обед убили.

– А ты откуда это знаешь? Кто тебе сказал про это? – И дядя Трофим, повернувшись, прибавил: – Маркел!

Маркел выступил вперед.

– Э! Э! – воскликнул Ададуров. – Вы чего это?! Полегче!

Дядя Трофим махнул рукой, Маркел присел на лавку. Дядя Трофим опять повернулся к Ададурову и продолжал уже так:

– Ничего лопарь мне не сказал. Если бы сказал, я к тебе не ходил бы. А так он говорил только одно: что государь умрет сегодня. И он так и умер.

Тут дядя Трофим перекрестился. Маркел и Ададуров тоже.

– Вот так, – сказал дядя Трофим. – Бог дал, Бог взял. И никому из нас не ведомо, какой нам срок даден. Гадания, ворожения, заговоры, переплюи всякие – все это суть волхвование, и колдовство, и смертный грех. Но! Все-таки!.. – И он, немного помолчав, спросил уже совсем негромким голосом: – А вот как ты думаешь, Федя, вот если лопарь знал, сколько государю жить осталось, то знал ли он и про себя, что его тоже сегодня зарежут?

– Я думаю, что нет, – ответил Ададуров. – У колдунов, говорят, так всегда: они только про других знать могут, а про себя им Господь заслоняет.

– Как это – Господь?! – опять громко сказал дядя Трофим. – Ты что это, Федя, Господа при таких бесовских действах поминаешь?! Ты знаешь, что за это может быть?!

Ададуров помолчал, после сказал:

– Какой ты злой, Трофим! Каким я тебя видел в первый раз, таким ты и сейчас остался. Знаешь, почему я тебя так крепко запомнил? Потому что злей тебя я никого в жизни не видел!

– А ты добрый, Федя! – сказал, улыбаясь, дядя Трофим. – И за эту доброту наш добрый царь-государь тебя к себе приблизил. Он добрых, ох, как любил! Бывало, как куда приедет, так сразу…

– Ладно, ладно, – перебил его Ададуров и даже махнул рукой. – Государя еще даже в гроб не положили, а ты уже знай молоть. Грех это, Трофим. Все мы божьи твари, и у каждого свой крест.

И он перекрестился. А дядя Трофим не стал креститься и сказал:

– Так, говоришь, что еще в гроб не положили? Он, что ли, еще у себя?

Ададуров согласно кивнул.

– И ты его там видел?

Ададуров еще раз кивнул.

– И как он?

– Что «как»? – не понял Ададуров.

– Ну-у…

– А! – сердито сказал Ададуров. – Нет, ничего такого я не видел. А вот старые люди говорят, что, когда его мать померла, тогда ее всю разнесло и кожа струпьями покрылась. Потому что такой яд!

– Яды бывают разные, – сказал дядя Трофим.

– Я это знаю, – сказал Ададуров.

– А лопарь яды варил?

– Зачем ему яды?! – сказал с усмешкой Ададуров. – Если ему нужно было сжить кого со свету, он и без ядов сживал. Вот так сядет на снег, возьмет нож, нарисует кого надо, после ножом его ткнет – и снег сразу красный. Он мне это показывал.

Маркел перекрестился. Дядя Трофим спросил:

– А на кого гадали?

– На злого человека одного, – уклончиво ответил Ададуров.

– Так, может, он и на царя так погадал?

– Зачем?! Царь ему много добра сулил.

– Чего он тогда его не вылечил?

Ададуров вздохнул и сказал:

– Кто его знает! Чужая душа потемки, а колдовская тем более.

– Так… – начал было дядя Трофим, но тут же сбился, а после все же сказал: – Так ты думаешь, царя убили?

– А ты что думаешь? – спросил Ададуров.

Дядя Трофим молчал.

– Э! – насмешливо воскликнул Ададуров. – Если бы царь помер сам по себе, ты ко мне не приходил бы. А если ты пришел, то, значит, ищешь злодея. Только зачем мне его было убивать? Кто я был до царя? Никто! Голь перекатная! А теперь я ближний дворянин, царицын терем охраняю. И, может, дальше вверх пошел бы, если б царь не помер. А теперь что со мной будет, кто скажет?! Лопарь мог бы сказать, да его кто-то убил.

– А кто убил? – тут же спросил дядя Трофим.

– Злой человек, – уклончиво ответил Ададуров.

– А ты на кого думаешь?