Царство. 1951 – 1954 - страница 2
Труднее всего пришлось с маршалами. Военные – это как накипь в кастрюле, бесконечно цепляются один за другого: безукоризненное военное братство – кто с кем учился, кто с кем служил; удивительная гадость, которую надо драть железным скребком! Но и их выскребли, как говорится, произвели санацию, война доделала начатое НКВД дело, военных подравняла, подправила; военачальники, хоть и считались героями, стали тихими, послушными, а недобитые вольнодумцы, типа генерала Власова, все равно угодили в руки госбезопасности. Власть – дело мудрое, хитрое, коварное, кровавое. Просто так власть не дается! Но власть стеречь надо, ох, стеречь! В суровой битве есть только один победитель, вторых мест при первом не бывает, так что органы не бездействуют.
Берия – тот находил к Сталину подходы, хорошо получалось у него лавировать, вот и не попал под раздачу, но и он до смерти трясся, ожидая над головой занесенный топор. Маленков был безобидным и настолько преданным первому лицу, что внимания на нем не заостряли. К тому же он всю бумажную работу тянул, куда без такого? И Никита вершителя судеб устраивал: с виду головотяп, но мысли в голове здравые, с определенной тупизной, но и с усердием. Выстраивать вертикаль не просто, опора по-любому нужна, а вот как с этой опорой дальше – вопрос…
– Значит, кончился Виктор Семенович? – вздохнул Маленков.
– Спекся Абакумов! – кивнул Берия.
– Что ж мне, соглашаться? – пробормотал, польщенный доверием, но не на шутку обеспокоенный новым поприщем Никита Сергеевич.
– А тебя кто спрашивает? Иди, трудись! – выпалил Георгий Максимович.
– Я, Егор, как в трясину ступаю!
– Хозяин стар, как-нибудь продержишься, если что, мы подстрахуем, – тихо добавил Берия.
– А ты нас страхуй! – Еще тише шепнул Георгий Максимович.
– Слышали, Сталин хочет состав Президиума расширить? Это значит – шапки полетят! – оценил ситуацию Лаврентий Павлович.
– Наши шапки! – вздохнул Маленков.
– Я пить начал, – признался Берия. – Раньше девок в постель волок, а сейчас залезу на бабу, а перед лицом смерть стоит!
– А Абакумов знает, что он уже… того? – поинтересовался Никита Сергеевич.
– На завтра его позвал, от работы отстраню, а как в коридор выйдет, там арестуют, – ответил Маленков. – И абакумовских замов в тюрьму.
– Вот уж, б…дь! – вздохнул Берия. – А расширение состава Президиума дело совершенно гадкое, понаберет новых людей, а мы – на хер!
– Не паникуй! – цыкнул Маленков.
– Катимся мы, ребята, черт знает куда! – в сердцах проговорил Хрущев. – А Булганин, почему не пришел?
– Звонка ждет, Хозяин обещал позвонить, по Василию, по сыну будет спрашивать. Опять Васька отцу наябедничал, что самолеты херово летают.
– Задаст Николаю! – хмыкнул Берия.
– Он его ценит. Недаром на Колю Министерство Вооруженных Сил повесил. Вот она, Царь-пушка, пришли!
– Когда мне в Пицунду ехать?
– Завтра лети.
– А если спросит, кого министром госбезопасности?
– Пусть сначала сам скажет, – проговорил Маленков. – По любому советоваться затеет.
– А если не скажет?
– Раньше времени высовываться нельзя! – тряс головой Маленков.
– Может, Рясного предложить? Он в Украине министром был, – предложил Хрущев.
– Рясной – жидковат! А вот Игнатьева Дениса обозначить можно, он от абакумовской шайки-лейки далек. Сталин к нему неплохо относится, и я Игнатьевым доволен, долгое время подо мной был, – высказался Георгий Максимович.
– Пустой человек и мямля! – отозвался о кандидатуре Игнатьева Берия.
– Пусть пустой, зато без амбиций и нам близок.
– Ну, смотри! – отпустил тему Лаврентий Павлович.
– Тогда я Рясного на Главное управление охраны рекомендую, а на кадры – Харьковского секретаря Епишева, а Миронова Кировоградского и Савченко к Игнатьеву замами.
– У него, Егор, уже весь расклад готов! – встрепенулся Берия.
– Чего готов, я с вами советуюсь! Эти парни мне как облупленные понятны, а если чужие придут, как будем действовать?
– Делай, делай! – поддержал Маленков.
И Берия не стал возражать:
– Главное, чтобы ты, Никита, устоял!
21 августа 1952 года, четверг
Молодость, ах, молодость! Молодость опьяняет, влечет на подвиги, молодость покоряет миры, окрыляет сердца! Рада танцевала весь вечер, летала по залу, захлебывалась радостью, и сейчас, скинув туфли, завалившись на кровать, лежала, раскинув руки, и понимала, что совершенно не устала. Она бы протанцевала еще полночи или всю ночь, ей хотелось танцевать еще и еще, хотелось во все глаза смотреть на обожаемого кавалера, и не только смотреть, хотелось держать за руки, заглядывать в глаза, вздрагивая всем сердцем, улыбаться, хотелось любить!