Царство. 1951 – 1954 - страница 29

стр.

– Придется из института уходить.

– Как так?

– А что? – вскинула брови Маленкова. – Институт я на первое место вывела, пойди, поищи такой!

Валерия Алексеевна основательно расстроила Московский энергетический – на Красноказарменной улице высились монументальные корпуса, дом для преподавателей, студенческое общежитие. Она приглашала на работу ведущих профессоров, словом, создала серьезнейшее учебное заведение. За целеустремленность, безапелляционность и резкость Берия прозвал ее «Жандарм в юбке».

– У меня не только студенты обучаются, у меня науку вперед двигают! – продолжала ректорша.

– Не представляю, как ты справляешься!

– Все, Нина, хватит! Учебный год доведу и – прощайте.

– Жалко. Мне удобно, что ты там ректором, знаю, что мой Сережа не беспризорник.

– Какой он беспризорник, он наш лучший ученик! О нем в МЭИ легенды ходят.

От гордости за сына Нина Петровна покраснела:

– Весь в отца! Переживаю я за детей!

– А кто не переживает? – Валерия Алексеевна насупилась. – У нас тоже сплошные нервы, волин бывший звонить наладился. «Как ты себя чувствуешь? – спрашивает. – Я по тебе скучаю!». А у Волечки уже муж другой! А тот звонит себе, ни стыда, ни совести! И все под предлогом с ребенком общаться. Игоречек его знать не хочет, дедуля ему отец! Дочь, дуреха, слушает, отвечает. Я однажды трубку выхватила и прямо закричала: «Чего звонишь?! Чего тебе надо?!» А он: «У меня сын растет! Если что, я в суд пойду!» Такого негодяя еще поискать! Наглый, дерзкий, делает вид, что до сих пор в Волечку влюблен! Я уже хотела Георгию нажаловаться, но тут Сталин умер. Теперь-то звонить бросит, испугается, ведь Георгий Максимилианович стал председателем правительства! – самозабвенно проговорила Валерия Алексеевна.

– А может, пусть позванивает, все-таки он отец?

– Твоей Иришке мать часто звонит? – недовольно нахмурилась Маленкова.

– Вообще не звонит.

– А стала бы названивать, да в дверь стучаться, посмотрела б на тебя!

– Я б ее на порог не пустила!

– Так вот!

– Иришка думает, что она наша с Никитой Сергеевичем дочка.

– И правильно думает, и не надо разубеждать!

– Леонид погиб, когда ей два годика было, а Любу в тюрьму забрали.

– У тебя с Иришей все ладненько, а этот нахал танком прет! Ну я ему задам! – пригрозила Маленкова. – Вы к нам в гости в воскресенье собираетесь?

– Так похороны сталинские!

– Позабыла совсем!

– Как похоронят, так и приедем.


Никиту Сергеевича назначили председателем Государственной похоронной комиссии, никто бы лучше не справился с организацией таких ответственных похорон. От военных Булганин прикомандировал к Хрущеву маршала Василевского, от госбезопасности прибыл генерал-полковник Серов, от Совета министров явились заместитель управляющего делами Смиртюков и небезызвестный референт Феоктистов, который занимался лишь двумя делами: похоронами и елками. В шутку его называли главным елковедом страны. Это он лазил по сугробам и выбирал в окрестных лесах самые пушистые и нарядные деревья, чтобы на Новый год украшать ими Кремль, госдачи и квартиры руководства, ведь не может же, новогодняя елка у председателя Совета министров быть общипанная, неказистая?!

И в организации похорон цены Феоктистову не было. Спецморг и Новодевичье кладбище были целиком его вотчиной. Все ритуалы он знал наизусть: кто, где стоит; кто, когда, куда идет; кто за кем говорит; кому какой церемониал положен; в которой газете печатать некролог и кому его подписывать; и с местами на кладбище – это только к Феоктистову. Ясно, что на похоронах Сталина он оказался на вторых ролях, но даже у Сталина без его эрудиции не обошлось, по существу, Феоктистов, был здесь первым помощником. По утвержденному сценарию, который подготовил опять-таки Феоктистов, должны были происходить прощание и похороны. На этот раз все шло гладко, только вот никто не ожидал столь безумного наплыва народа, который с момента скорбного сообщения, прибывал и прибывал в город.

– Скорей бы с ним, с бесом, закончить! – в телефонном разговоре не сдержался Берия.

– Всему свое время! – заметил Никита Сергеевич. – Народа море, куда ни поеду, толпы.