Царство Божие внутри нас - страница 6

И это — еще одно доказательство, что мистика, каковой она предстает в христианстве, глубже, чем любая психология, имеющая дело с личностью, с относительным Я, поскольку все они пытаются исследовать подсознательное, исходя из индивидуальности, но ничего не зная об абсолютном Я. Вся мудрость и все духовные труды внешнего человека ведут к внутреннему, в котором сотворяется истинное и непрерывное обновление, дабы явился самый сокровенный человек — божественная глубина.

Но все духовные упражнения и благочестивые труды полезны и благотворны лишь тем, кто не думает при этом ни о самих себе, ни о своем земном или вечном благе, но совершенно отказывается от своей воли, дабы свершалась в них воля Господня и обитал и действовал в них Бог. Центральный пункт мистики Таулера, таким образом, — глубина души, которая одна может стать глубиной божественной и трудами самого человека быть предуготованной к рождению в ней Бога. Утверждая это, Таулер ссылается на Писание, на отцов церкви, на «научные» авторитеты — «об этом еще до рождества Христова и до христианских святых отцов говорили и другие великие учители, такие, как Платон, Аристотель и Прокл, которые знали о внутреннем достоинстве и свидетельствовали о глубине души», на своего учителя — «тому же учил и Майстер Экхарт» — и на собственный опыт.

Следующий важнейший момент — необходимость самоограничения или умение оставлять: оставлять все привязанности и ценности, все собственные желания, земные или духовные, всякое знание и все образы. «Истинное блаженство состоит в отрешенности, в оставлении и отдаче воли. Воля — это столбы, на которых держится всякая рознь и беспорядок. Опрокинь эти столбы, и упадут преграды, которые противостоят возврату в глубину души. Неизмеримое блаженство заключено не в деятельности, а в предоставлении себя Богу. Кто так подготовит свою душу, очистив ее от всех помыслов, желаний, чувств и образов, чтобы в ней мог родиться Бог, тот по праву назовется блаженным. Стань безмолвным, оставь себя, не полагайся на разум, сделайся абсолютно пустым — и тогда Бог заполнит эту пустоту».

В мистике Таулера, в отличие от его учителя Экхарта, менее выражены умозрительные спекуляции и гораздо более душеспасительные мотивы. Не зря его называли «учителем жизни». Он  учил достигать таинственного богооткровения, учил богопознанию, прибегая к самым понятным и земным образам, например, виноградаря или рыбака, тем самым возвращаясь к вечным истокам — евангельским рассказам и притчам, от которых отвлеклись в своих спекуляциях средневековые схоласты.

Процесс возврата к вечным истокам, к живому общению с живым Богом происходил в XIV в. не только в Германии, Швейцарии и Нидерландах, где жили и проповедовали «рейнские мистики», но, что особенно важно для нас, — во всяком случае, судя по доставшемуся нам наследству, — в Византии, а следом за ней и в России. И хотя пути этого возврата в каждом случае были самостоятельны и независимы, но общим в них было то, что целью и смыслом религиозной жизни становилось рождение в глубине души живого Бога, и достигалось это самоограничением, безмолвием, внутренней молитвой, нестяжанием, отказом от собственной воли и препоручением себя воле Божьей. Такой возврат — задача, которая рано или поздно может встать перед всеми и каждым, и потому помощь такого учителя, как Таулер, бесценна во все времена.

Проповеди Таулера и по сей день поражают своей ясностью, энергией, ненадуманностью, нет ни малейшего сомнения, что они — результат собственного духовного опыта. И, конечно, — необыкновенной эмоциональностью языка, по-современному точного и экономного в выражениях.

И хотя главные темы проповедей Таулера — глубинная жизнь души, внутренний человек, его победы и поражения, наряду с этим он большое внимание уделял повседневной жизни человека в миру — необходимости добросовестно и неукоснительно следовать своему земному предназначению, трудиться, заботиться о семье и детях. Более того, он делал эти гражданские доблести одним из непременных, хотя и не главных, условий достижения Царства Божия, Видимо, в этом разгадка его особой популярности в последующие времена — именно на него ссылался Лютер, реформируя Церковь.