Целинный батальон - страница 31

Устюгов вгляделся в темную даль, прислушался тихо, фар не видно. Подошел к мосту, еще послушал. Потом что есть силы, бросился бегом на тот берег. Перебежав, сразу свернул в боковую улочку, где машины не ездили. «Удачно, — подумал, — пока все удачно, тьфу, тьфу, тьфу».

Теперь ему необходимо было срочно простудиться. Да так, чтобы уж никаких вопросов — парень при смерти, а ему выезд. Устюгов снял ремень, расстегнул бушлат, гимнастерку. Сразу стало холодно.

Казенные дома начинались сразу за мостом. Возле реки лежала самая старая часть города. Он начинал строиться еще в те времена, когда плановая застройка была не в чести, и потому вдоль реки петляли улочки узкие, кривые и необыкновенно колоритные. Дома на них перемежались сквериками, крыши домов скакали то с высоты первого этажа на пятый, то наоборот. Кварталы купеческих домов с широкими окнами лавок, где теперь располагались магазины и ателье, сменялись двухэтажными торговыми рядами с галереями по обоим этажам, за ними, после широко раскинувшегося собора, начинались улицы безликих каменных домов, после них, если идти вдоль реки, улицы становились грунтовыми. Вскоре пошли одноэтажные частные домики в глубине садов, здесь уже вовсю слышался собачий лай. Улочки стали заметно спускаться вниз. И наконец младший сержант увидел впереди чернеющий провал широкого оврага, яркие точки неоновых фонарей и просыпающиеся окна высотных домов на том берегу, за оврагом начинался новый город.

Устюгов сбежал по скользкой заснеженной тропинке на дно оврага и остановился перед широким болтливым ручьем. Ручей этот торопился на встречу с рекой и тек, не разбирая дороги, по мелким камням, корням замерзших ив, проваливался в ямы и вновь выбирался на камни, устилавшие дно оврага. Каждой своей преграде вода выговаривала что-то сердитым тоном, и все это вместе напоминало рассерженную очередь в магазин. Ручей темнел среди заснеженных берегов, и эти крутые высокие берега не пропускали к нему ни одного луча раннего утра.

Вздрагивая всем телом от холода, Устюгов снял сапоги, портянки, х/б и закатал кальсоны. В подошвы тотчас вонзились ледяные иголки, по ногам пробежала судорога. Подпрыгивая на носках, Устюгов зажмурился и ступил в воду. Тотчас судорога улеглась. По телу разлилось приятное безразличие. Устюгов брел по ручью и не чувствовал ни холода, ни колючих камней. Внезапно его ноги заскользили по широкому гладкому камню, он замахал руками, ища равновесия, но не удержался и рухнул по пояс в яму. Перепугался, стал выбираться и провалился еще глубже. Теперь не только все кальсоны намокли, но и бушлат, и гимнастерка. Ушанка свалилась в воду и тоже вымокла.

Наконец, Устюгов выбрался на берег и только тут понял, что не чувствует ступней — подошвы омертвели и оставались равнодушны к снегу и корням кустов. Устюгов скинул мокрую шапку и принялся бегать по берегу, стараясь не замечать прилипшей к телу одежды. Потом он бросился на землю рядом с сапогами и стал лихорадочно растирать ступни байковой портянкой, затем снегом, брючиной, даже бил каблуком сапога. Постепенно чувствительность вернулась к ступням и по ним вновь забегали иголки. На этот раз иголки были не ледяные, а раскаленные. После этого ступни начало ломать на части и чудилось, будто они сами собой скручиваются. Устюгов снова стал бегать вдоль ручья, чтобы хоть как-то унять боль. Минут через десять ступням стало жарко. Младший сержант повалился на снег и перевел дух. Потом встал и стянул с себя обе пары кальсон. На них не было ни единого сухого пятнышка. Устюгов долго выкручивал их, а потом, содрогаясь и корчась от прикосновения мокрой материи, натянул обратно. Надел брюки и сапоги, нахлобучил ушанку, кинул на снег мокрый бушлат, сел на него и стал ждать.

Но болезнь все не приходила. А до открытия поликлиники оставалось совсем мало времени. Если же болезнь не возьмет его под свое крыло, то под свое Устюгова возьмет прокурор.

Младший сержант вскочил, вновь разделся, но теперь догола, и опять вошел в ручей. Он опустился на колени, а затем рывком окунулся весь до подбородка. Выбежал на берег, лег в снег и стал кататься, облепляясь им, точно снеговик. Потом опять побежал к воде и, черпая пригоршнями, лил себе на плечи растворяющий кожу холод. Наконец, когда пальцы рук окончательно перестали сгибаться, Устюгов вышел из воды и оделся во все мокрое. За его спиной по небу над ступенчатыми крышами новостройки растекалась утренняя заря. Часы показывали восемь, нужно было торопиться.