Целитель душ. Том 1: Исцеление (СИ) - страница 18

Я лежала, разглядывая Оплот хранителя. Искра в его глубине билась и сияла ровным тёплым светом, гипнотизируя и заманивая в свои глубины.

Стук в дверь прервал мою медитацию, а Фара бросилась открывать.

– Как она? – раздался обеспокоенный шёпот Минара из-за двери.

– Проснулась. – Девушка отступила вглубь комнаты, открывая проход.

Я села на кровати, поправляя длинную ночную рубашку, и улыбнулась. Минар и Сайн с радостными воплями ворвались в комнату, устроив в маленьком помещении настоящий хаос, а следом за ними настороженно вошёл Сарастэль. Парни уселись на полу рядом с кроватью, в то время как Фара устроилась подле меня, обняв за плечи. Сарастэль замер у входа.

– Прости, – буркнул шэдоу от двери.

– Сарастэль, ты обещал! – заныл Минар и умоляюще уставился на шэдоу, который в ответ закатил глаза и устроился на полу возле воплощённого и молодого дракона.

– Ина, прости меня, – в тёмном взгляде совсем не было сожаления. – Я не подумал, что у берсерков поначалу сохраняются чувства и… Ты же Целитель душ! У тебя нет эмоций! Откуда у тебя чувства? Ты бы всех здесь порезала и даже не ужаснулась!

Слова разъярившегося Сарастэля впивались в душу раскалённым железом, а слёзы незаслуженной обиды брызнули из глаз.

– Какой же ты… Ты же обещал! – не выдержала Фара.

Девушка неожиданно расплакалась и выбежала из комнаты. Шэдоу бросился за ней, а Минар и Сайн, пожав плечами, остались на прежнем месте.

– Ина, – протянул воплощённый. – Ему тоже сложно: берсерк убил его семью, выжил только он.

– Её семью тоже убил берсерк, – раздался от двери полный ярости голос магистра. – Но она не обвиняет всех подряд из-за этого. И кому, как не вам, понять, через что она прошла за эти три дня. Каждый из вас ощутил лишь отголоски, и то вы скулили как щенки! Ваша связь должна крепнуть, а вы пытаетесь её порвать. Да ни в один дозор не возьмут Стерегущих Грань, которые грызутся друг с другом по любому разногласию! А теперь пошли прочь и приведите в чувство своего контролёра!

Сайн и Минар, извинившись и склонив головы перед разъярённым магистром, скрылись за дверью. Кайрис Тейлин подошёл ко мне и сел на стул, на котором ещё недавно сидела саана.

– Ина, как ты себя чувствуешь? – устало спросил бывший телохранитель.

– Всё хорошо, лорд Тейлин, – ответила я, улыбаясь через силу и пряча внутрь слёзы и боль: нельзя показывать чувства, если знают, что у тебя на душе, знают, куда бить.

– Ина! Забери тебя Великий Тёмный! – магистр подскочил и встряхнул меня так, что даже клацнули зубы. – Ты как была глупой девчонкой, так и осталась! Прячешь всё в себя и думаешь, что делаешь легче другим? Никакой Целитель не сможет исцелять чужие души, пока свою не вылечит!

Кайрис прижал меня к себе и что-то ещё шептал о боли, о Целителях, а я вцепилась в него, как в солнечный луч в холодной воде, и впервые за эти годы разрыдалась, ни от кого не таясь. Постепенно всхлипы стали тише, а объятья разжались, отпуская меня на волю. Затем магистр усадил меня на стул возле кровати, а сам устроился на полу напротив.

– Ина, после сильного личного потрясения Целители выгорают дотла и погибают в течение полугода. В них что-то отключается, наверное, желание жить. Но иногда мы сильнее обстоятельств, сильнее боли. Ты сильная девочка. Запертая память лишь защитная реакция. Исчезновение дара – попытка выжить любой ценой. Не запирай в себе свою боль, позволь твоим друзьям быть рядом, когда тебе тяжело. Твой дар проснётся снова, когда ты победишь свой страх и свою боль. Дай время своему кольцу привыкнуть к тебе, принять тебя, стать тебе друзьями. Только вместе вы сильны, поодиночке каждый слаб. Всё наладится, только не сдавайся, ладно?

Я кивнула бывшему телохранителю. Слова закончились вместе со слезами. Лорд Гейд всё время говорил о том, что наши эмоции и чувства – наша слабость. Тот, кто знает нас, наш враг. Я верила ему. Верила, что он ведает больше меня. То, что говорил Кайрис, было совершенно другим.

Весь мой привычный мир разрушен до основания. Вся моя жизнь умещается в коротком временном промежутке. Вся моя вера – слова других людей. Сейчас я не чувствовала ничего, кроме опустошения и греющего мою руку кроваво-красного рубина.