Цемах Атлас (ешива). Том второй - страница 18

«Значит, отец Герцки придет на смолокурню», — подумал Хайкл, но он не хотел заранее трястись от страха, поэтому сразу же по приходу в комнату ребе открыл Гемору и начал читать: «…Сам он говорил с женщиной о делах, связанных с ее разводом и с ее замужеством…»[22] Реб Авром-Шая стоял напротив него со своим маленьким томиком Геморы в руке, и по дрожи в голосе Хайкла понимал, что тот сильно взволнован.

— Что случилось? Как дела у твоего отца? — спросил он.

— В Валкеники приехал Вова Барбитолер! — не выдержал ученик и рассказал, кто такой Вова Барбитолер, почему он стал заклятым врагом директора ешивы и его, Хайкла, врагом тоже. Реб Авром-Шая слушал его с широко раскрытыми глазами, полными страха и растерянности. Кончик его носа побледнел.

— Ты — дикарь, и этот директор ешивы — тоже дикарь, — пожал он плечами и гневно рассмеялся. — Все мальчишки уже изучают Тору, но только этого табачникова сынка, подозреваемого в воровстве, как ты говоришь, только его одного не хватало в ешиве ее директору и тебе?

— Я точно знаю, что Вова Барбитолер собирается прийти на смолокурню и устроить скандал! — воскликнул Хайкл, ожидая, что ребе от страха содрогнется.

Реб Авром-Шая не ответил, как будто ничего не услышал. Он над чем-то долго размышлял, а потом сказал:

— Реб Цемах Атлас — герой, но его героизм проявляется вовне, в то время как, согласно Торе, герой — это тот, чей героизм проявляется внутри него, «побеждающий свой соблазн»[23]. Даже для человека, стремящегося к самопожертвованию, Галоха установила границы. Она указала, из-за чего еврей обязан отдать свою жизнь, а за что отдавать жизнь не следует. Привести мальчишку в ешиву — это прославление Имени Господа, но если привести такого мальчишку, да еще и против воли его отца, то прославление Имени Господа превращается в осквернение. Даже самый великий герой, если он не знает, где остановиться, становится дикарем.

— А что будет, когда Вова Барбитолер появится здесь? Мы убежим в лес? — пожелал знать ученик.

— Я еще не знаю, что тогда будет, — ответил ребе и большим пальцем пригладил свои усы. — Ну, давай учиться. Знаешь, ты прямо гений в подыскании предлогов для пустой траты времени. «Сам он говорил с женщиной о делах, связанных с ее разводом и с ее замужеством…»

Тетя Цертеле умерла, она легла спать и не проснулась… Глаза Цемаха наполнились слезами, он не смог дочитать письма дяди Зимла. Заложив руки за голову, он долго лежал одетый на кровати в своей комнате у портного реб Исроэла и вспоминал свое возвращение из ешивы домой, в Ломжу. Низенькая и широкая тетя Цертеле стояла у стола и пододвигала к нему корзиночку с хлебом, подавала солонку. Ее натруженные верные руки и маленькая худая головка дрожали от старости. За нею стоял дядя Зимл, как длинная остывшая печная труба, и смотрел вверх, на потолок, словно в небо. Двоюродные братья сначала тоже хорошо с ним обходились. Теперь они ненавидят его, а братья жены стали ему врагами, и сама жена настроена против него. Да и почему Славе быть настроенной иначе? Она приехала в Валкеники, чтобы забрать его домой, а он позволил ей уехать домой униженной.

Только Роня, дочь резника, все еще оставалась преданной ему и заботилась о нем, хотя он и ее унизил и обидел. Вчера Роня неожиданно зашла со своими двумя мальчиками и рассказала его квартирной хозяйке, что, проходя мимо, зашла с детьми, потому что, с тех пор как реб Цемах съехал, они постоянно спрашивают про него. Хозяйка постучала в дверь и впустила к нему дочку резника и ее сынишек.

— Вот этот дяденька! — сказала она детям, а ему быстро шепнула, что в Валкениках находится отец того паренька, который уехал с матерью в Аргентину. Этот еврей выглядит или притворяется полубезумным, и кто знает, какие планы он вынашивает. Цемах заметил, что Роня еще больше похудела и помолодела. Она с любопытством оглядела комнату, чтобы понять, как он живет.

— Зачем я это рассказываю? Вы же наверняка знаете, что этот еврей в местечке, — сказала она, покраснев, схватила детей за руки и вышла из комнаты.

Бледная и задумчивая улыбка озарила загадочным светом лицо Цемаха. Ему хорошо было лежать на кровати и думать о Роне, дочери резника. Однако улыбка сразу же потонула в складках в углах его рта. Он вспомнил, как прошлой зимой боролся, чтобы не споткнуться и выдержать испытание, которым она для него стала. А что из этого получилось? Он потратил свои силы на преодоление преступного влечения к мужней жене, и пыл мусара остыл в нем. Он мерзнет посреди лета и в своей комнате, и в синагоге.