Цена короны - страница 32
– Этот цветок у нас называют «утренняя слава», – объяснила девушка. – Видите, его цветы похожи на горн? Они раскрываются с рассветом – как будто трубят славу солнцу…
– А где ты взяла краски, Амилла?
Девушка улыбнулась и игриво склонила голову набок.
– У всякой женщины они есть, милорд. Румяна и краски для век… И кисточки, конечно. Признайтесь, вы уже догадались! Кому, как не вам, знать женщин… – тут по ее личику словно пробежала тень. – Говорят, у вас сотня наложниц. Одна красивее другой.
– Кто тебе такое сказал?!
– Люди говорят.
– Ну, насчет сотни они явно преувеличили… – Адрелиан поспешил сменить тему. – И долго ты ехала?
– Нет ничего длиннее и ничего короче, чем путь жаждущего к источнику… Так у нас говорят.
Она отвела глаза, по лицу скользнула тень. Но через миг дрогнули уголки вишневых губок, прищур стал сильнее, зорче… Насмешка. Дерзкая, но такая нежная…
Время тянулось незаметно. Солнце скатилось за западную городскую стену, погасла огненная завеса на балконной двери. Дикий виноград стал похож на чугунную решетку, выкованную гномом, что заблудился в лесах Нальраэна и сошел с ума…
Перекликалась стража на воротах. Из садов потянуло прохладой. Высокое небо, гладкое, с прозеленью, как семаахская бирюза, наливалось бархатной чернильной синью, и пламя свечи стало нестерпимо ярким, почти слепящим.
Принцесса сидела напротив – неподвижная, узкие ладони целомудренно сложены на коленях. В жарком сиянии свечи ее лицо казалось полупрозрачным, будто выточенным из сердолика. Адрелиан затаил дыхание. Сейчас он вздохнет – и видение рассеется, и он останется один в комнате… наедине с глухой болью невосполнимой потери.
– Ты не устала, Амилла? – спросил лорд-регент и удивился, услышав собственный голос – осипший, словно он целый день командовал полками на поле боя.
– Нет, что вы, милорд! С вами я готова говорить хоть до утра. Конечно, если вы пожелаете…
«Я пожелал бы никогда отсюда не уходить. Но еще больше мне хотелось, чтобы ты об этом не пожалела».
В кабинете его ждали доклады наместников. На послезавтра был назначен малый королевский совет. Адрелиан искал повода закончить разговор, уйти… и понимал, что на самом деле ищет повод задержаться еще хоть ненадолго.
Прощаясь, он поцеловал узкую, невесомую руку принцессы и застыл, вдохнув странный горьковатый запах благовоний, которыми было надушено ее платье – запах пустынь, сухой полыни и выгоревшего до белизны неба.
– Доброй ночи, Амилла.
– Доброй ночи, ваше величество.
Дверь закрылась. Еще несколько минут лорд-регент стоял в полутемном коридоре. Сердце отстукивало время, точно шаги невидимого стража на стене, а в ушах стоял глухой перезвон бубенцов – вроде тех, что погонщики нашивают на сбрую своих верблюдов..
На следующий день Адрелиан проснулся рано. Кажется, всю ночь во сне он искал слово, чтобы назвать что-то, но никак не находил.
Он открыл глаза. Бледно-голубые шторы заледеневшими водопадами ниспадали до пола – лорд-регент нарочно выбрал покои окнами на восток, чтобы не было соблазна залеживаться в постели. Было тихо – как бывает только рано утром, когда солнце, до сих пор прячущееся за дворцовыми стенами, за крышами домов, вдруг подскакивает, точно сияющий хрустальный шар, и застывает в небе, пораженное собственной дерзостью.
И тут лорд-регент понял, что нашел то самое слово. «Счастье».
Он был счастлив.
До самого вечера это чувство не покидало Адрелиана. Откуда-то взялись силы, словно на него наложили заклятие неутомимости. День тек, как река – то невыносимо медленно, то стремительно, неистово, словно пытаясь обогнать самого себя… и нес его к той двери из тяжелого красного дерева, к тому мгновенью, когда он толкнет ее и войдет в комнату с занавесом из огненных копий, пронзающих черные листья дикого винограда…
За ужином он спросил, не желает ли она чего-нибудь.
– Милорд… Я буду вам верной женой. Я буду радеть о благе Туллена. Я рожу вам наследника. Я прошу вас лишь об одном. Не принуждайте меня менять веру.
Адрелиан замялся.
– Поймите меня… Я хотела бы принять вашу веру сердцем. Как приняла вас, мой государь.