Цена расплаты - страница 4

Лавандовая вспышка резанула по глазам. Тан инстинктивно прикрылся рукой и чуть присел. Перед ним стояла уже не лисица — живая богиня, в которой от зверя остались лишь цвет глаз, серебро волос и хвост, что создавал за её спиной пушистый ореол.

— Тан, — протянула она, оскалившись, и шагнула к нему навстречу, — ты дерзнул воззвать к духам, чтобы они замолили ваш грех…

Придя в себя, Тан рухнул наземь, преклонив колено перед богиней. Легкие распирало. Каждый удар сердца колотил в грудную клетку, будто по мембране шаманского бубна. И он не решался заговорить, хоть и знал, что от него ждут оправданий.

— Посмотри на меня, — властный тон вгрызся в сознание, и Тан моментально повиновался. Замялся, столкнувшись взглядами.

— Прошу, — он старался подобрать слова, а затем, мотнув головой, решил, что терять уже нечего. Пока Бора сметала с лица земли его деревню, он не мог позволить себе велеречивые разговоры. — Я знаю, мы провинились пред тобой. Но молю — не уничтожай деревню. Владычица Лесов… — вновь осекся он, а затем робко прибавил: — Лисья богиня. Прошу. За глупость одного не должны страдать невинные!

Она рассмеялась: тихо, почти рокочуще. Взглянула на Тана в упор.

— А разве мои лисицы должны страдать? Или они в чем-то виноваты перед вами, — брезгливо скривилась, — людьми, что вместо собственной глупости проклинают богов?

Тан печально качнул головой.

— Нет. Но разве не справедливее одарить смертью лишь виновника?

Только смерть станет достойной жертвой. Жизнь за жизнь.

Богиня усмехнулась.

— Встань с колен.

Тан помедлил, но вскоре встал, не желая лишний раз гневить её.

— Владычица Лесов, Лисья богиня… — Улыбнулась она, глядя на него уже куда более тепло и мягко. — Столько имен и ни одного правильного.

Она зашла Тану за спину. Прикосновение мягкой и теплой ладони сбивало с толку. Он нервно сглотнул.

— Это всё, что я знаю…

Дыхание богини обожгло ухо.

— Чему только тебя учила Нэна? — ирония в её голосе едва ли успокаивала Тана. Скорее напротив, всё игривое настроение, на фоне рушащейся деревни, угнетало и пугало.

— Может, тогда ты скажешь, как тебя зовут? — вдруг осмелел он. — Мы ведь должны правильно почитать богиню.

Он чувствовал, как её ладони накрывают плечи, как по спине стаей обезумевших от голода волков цепко пробежали мурашки, а на душе разлилось странное и необъяснимое тепло вперемешку с легкостью.

— Эрос, — вполне дружелюбно ответила та, и сознание отчетливо поплыло на несколько секунд.

Люди забыли, что жизнь — дар, они уважают только смерть!

— Так ты богиня жизни… — прошептал он сдавленно, будто боясь спугнуть.

— Да, — она вышла из-за его спины, глянув в упор, — и, как ты понимаешь, за своё дитя я обижена всерьёз.

Тан кивнул. Такую вину легко загладить не выйдет. От мыслей вновь отвлекла Эрос.

— А ты знаешь, как зовут тебя, юный шаман?

Опешив, он несколько секунд молчал, глупо глядя на неё.

— Тан… — прочистил горло и прибавил: — меня всегда так звали. Просто Тан.

— Танатос, — приблизилась она, почти вплотную к его лицу и ухмыльнулась истинно по-лисьи. — Вот я и нашла тебя.

Он сглотнул, ощутив, как холод мазнул по спине. Тан не знал, какое значение его имя имело для Эрос, зачем она искала его, но инстинктивно чувствовал, что её интерес — недобрый знак. Богиня вновь отошла, обернувшись лицом к деревне. На секунду в её глазах проскользнула жалость и скорбь. Бора уже срывала с мест небольшие сараи и нужники. Сердце Тана болезненно сжалось.

— Останови это, — шепнул он, — прошу.

— Не могу, — спокойно и без капли ехидства ответила она, обернув к Тану голову. — Видишь ли, я богиня жизни, Тан. И не могу отбирать её прицельно — лишь у виновника. Могу гневаться и насылать ветры, могу увести дичь из ваших лесов, тем самым стребовав расплату жизнями случайных людей. Воздать смертью исключительно виновнику может только бог смерти.

Улыбка озарила её прекрасное лицо. Она шагнула к Тану, взяв его руки в свои, глянула пристально, будто надеясь уловить мысли.

— Я остановлю Бору… — Эрос склонила голову на бок и игриво усмехнулась, а затем встала на цыпочки и прижалась к Тану ближе, вновь обжигая шепотом ухо, — но ты станешь моим. Никогда не ослушаешься меня, всегда будешь исполнять мою волю, какой бы она ни была. Подумай, заслужили ли деревенские жизнь ценой твоего рабства?