Цена счастья - страница 15
— Эмма, это мой брат Дадли, — представил сельского затворника Барнаби.
Миссис Корт протянула руку:
— Мне очень жаль, что вы не смогли прийти на нашу свадьбу.
Дадли удивленно пожал плечами:
— У меня, знаете ли, куча забот по хозяйству. Много скота. По правде говоря, мне и сейчас предстоит заняться неотложными делами.
Он отвернулся, едва удостоив Эмму взглядом. Но дети возмутились:
— Дядя Дадли! Ты что, пас не заметил?
— Конечно, заметил. — Он великодушно позволил Мегги и Дине, вцепившимся одна в левую, другая в правую руку дяди, удержать себя. Эмма отметила, что с детьми он был не так робок, как со взрослыми. Его голос прозвучал неожиданно властно, когда он брезгливо произнес:
— Но вам прекрасно известно, что я просто не воспринимаю вас в этой уродливой школьной форме. Немедленно наденьте брюки!
Мегги издала дикий вопль и устремилась вверх по лестнице, за ней последовала Дина. Дом сразу же наполнился стуком их проворных ног. Не обращая внимания на поднявшийся шум и гам, Дадли, который ощущал себя главной персоной в доме, сделал замечание легкомысленному брату:
— Ты немного расстроил миссис Фейтфул своим вторжением, Барнаби. Тебе следует объяснить… твоей жене, что поначалу она встретит весьма холодный прием.
И он величественно направился в холл.
Эмма впервые представила себя на месте Жозефины. Первая жена Барнаби, наверное, волновалась, не ведая, с каким семейством монстров породнилась. И ей тоже было первое время не по себе?
Но Жозефина произвела на свет Мегги и Дину, которые, несомненно, стали всеобщими любимицами. Эмме почему-то казалось, что Жозефину не так уж легко было прибрать к рукам. Но Эмма и сама была не трусливого десятка.
Она взяла Барнаби под руку и с нескрываемой иронией обратилась к мужу:
— Покажи мне дом, дорогой. Я уже вдоволь налюбовалась дверным проемом.
Барнаби рассмеялся, подхватил ее на руки и внес в дом. Потом, опустив на потертый ковер посреди холла, отвесил ей церемонный поклон. Эмма сделала реверанс.
— Ваше высочество, — начала было дурачиться она, но вдруг заметила, что Дадли, затаившись в дальнем темном углу, внимательно наблюдает за ней. Она уловила недовольное выражение его лица, прежде чем он исчез.
Немного освоившись, Эмма поймала себя на том, что она, как завороженная, стоит и смотрит в слепые глаза мраморного бюста. Эмма с любопытством разглядывала высокомерный нос и квадратный подбородок скульптуры, имевшей фамильное сходство с головой Барнаби.
— Наш прадед Корт, — представил мраморного предка Барнаби. — С другой стороны обычно помещается мой дед, но сейчас его сиятельство находится в чистке.
Теперь, когда рядом не было ни Дадли, ни детей, Эмма оглядела холл. Ее покоробило запустение, царившее здесь: облупившиеся стены, сырые потолки, облысевшие ковры, толстый слой пыли вокруг. Она прошла в гостиную; в огромном мраморном камине тлел огонь, но все равно в комнате было сыро и холодно.
Гостиная была обставлена разрозненной, случайной мебелью, доставшейся в наследство от нескольких поколений. Эмма приметила обитый потертой парчой диван в стиле ампир и стулья чиппендейл; но вот два больших кожаных кресла, стоявших у камина, вне всякого сомнения, были викторианскими. На стенах висели поврежденные сыростью старинные гравюры, изображавшие битвы и парады; дрезденские подсвечники на каминной доске были покрыты сажей; стаффордширские абажуры склонились набок и поблекли от наслоившейся на них за долгие годы пыли.
Эмма перевела взгляд с затухающего огня на мраморный нос прадеда, заносчиво торчавший у входа.
— Надеюсь, другие комнаты окажутся более, уютными. — Эмма боялась оскорбить мужа.
Барнаби рассмеялся и ласково потрепал жену за ухо.
— Я уже обещал тебе, что, если мне удастся нанять гувернантку, мы уже завтра сможем отправиться в Испанию.
— Последняя гувернантка сбежала, — напомнила ему Эмма; теперь это ее не удивляло. Вдруг над ними задрожал потолок: это дети затеяли наверху дикую игру. Мегги, кажется, бегала за Диной, которая жалобно всхлипывала, а властный голос Мегги разносился по всему дому:
— Трусиха-повариха! Трусиха-повариха!