Центральная и Южная Европа - страница 7
Услыхал его Роланд и, пришпоря коня золотыми шпорами, вмиг настиг Эльрота, разрубил его кольчугу и шлем, отделил его мясо от позвонков, а пикой пронзил его насмерть и мертвого сбросил с коня, приговаривая:
— Вот тебе, несчастный, знай, что Карл не обезумел, оставив нас в этих ущельях! Слава Франции сегодня не погибнет! Рубите, французы, рубите! За нами первый удар, за нас правда!
Есть у мусульман еще князь царского рода, брат Марсилия, Фоссерон, владетель Датана и Абирона; нет на свете нахальнее и презреннее человека! Глаза его на полпяди отстоят друг от друга. Увидя, что Эльрот убит, он кинулся вперед с громким криком, в ярости грозя французам.
— Сегодня, — кричал он, — погибнет честь вашей «милой Франции»!
Услыхал его Оливье, пришпорил он коня золотыми шпорами, вмиг настиг Фоссерона, ударил его истинно баронским ударом, разбил его кольчугу и шлем и всадил в его тело пику с прикрепленным к ней знаменем.
Видя Фоссерона мертвым, Оливье вышиб его из седла и обратился к трупу с надменной речью.
— Рубите, французы, рубите, мы их победим! — воскликнул он.
Был у неверных король по имени Корсаблис, из далекой варварской страны; стал он ободрять мусульман:
— Нам легко биться с французами: их ведь так мало, и те, что стоят перед нами, не идут в счет. Ни один из них от нас не уйдет: Карл не может защитить их, и сегодня настал день их погибели.
Епископ Тюрпин услыхал его: нет для епископа человека на свете ненавистнее этого короля. Тонкими золотыми шпорами шпорит Тюрпин коня и, настигнув Корсаблиса, наносит ему смертельный удар. Щит короля разбит, кольчуга в кусках, и сам он, мертвый, падает на землю. Наклонился над ним епископ Тюрпин со словами:
— Ты солгал, низкий сарацин: наш король Карл остался нашим защитником, и наши французы не думают бежать: твоих же товарищей всех ждет смерть! Рубите, французы, рубите! За нами первый удар, слава Богу! Монджой! Монджой! — ибо был то призыв короля.
Так сражался небольшой отряд французов с несметными вражьими полчищами. Десять пэров Марсилия уже погибли, в живых только двое — Шернюбль и граф Маргарис. Маргарис — воин храбрый, красивый и сильный, легкий и ловкий наездник. Он нагоняет Оливье, наносит удар, разбивает щит, но Бог хранит Оливье, и он остается невредимым. Маргарис же мчится дальше и трубит, сзывая своих.
Бой в полном разгаре. Граф Роланд в самых опасных местах: копье его уже разбито, и он вынимает из ножен Дюрандаль, свой добрый меч, пришпоривает коня и кидается на Шернюбля. Он разбивает в куски его шлем, сверкающий драгоценными камнями, разрубает его голову, лицо и — одним ударом — все тело, седло и спину коня. На землю упали мертвыми и конь, и всадник.
— Несчастный, — смеется Роланд, — напрасно пришел ты сюда: твой Магомет не может помочь тебе!
По полю едет граф Роланд с Дюрандалем в руке: он рубит направо и налево, и сарацины падают кругом него. Роланд красен от крови, красна его кольчуга, красны его руки, красны даже плечи и шея коня. Оливье не отстает от него, а также все двенадцать пэров. Все французы рубят, все французы убивают, а сарацины гибнут или бегут.
— Слава нашим баронам! — говорит епископ. — Монджой! — восклицает он.
— Монжеуа! — это клич императора.
По полю едет Оливье, копье его разбито, у него в руках только обломок, но он убивает им Моссерона и еще семьсот его соплеменников.
— Что с тобой, друг мой? — вопрошает Роланд. — Не палка нужна в такой битве, а железо и добрая сталь! Вынь же из золотых ножен свой меч Готеклэр с хрустальной рукоятью!
— Руки не дошли! — отвечает Оливье и вынимает свой добрый меч.
Битва, однако, разгорается все сильнее и сильнее, французы и мусульмане бьются, не уступая друг другу: одни нападают, другие защищаются. Сколько разбитых копий, красных от крови, сколько изорванных знамен. Сколько добрых французов погибло во цвете лет! Не видать им своих матерей, и жен, и товарищей, ожидающих их там, за горами. Карл Великий плачет и сокрушается; но напрасно — он им не поможет. Ганелон сослужил им плохую службу, продав в Сарагосе своего родича. Но за то он поплатится жизнью: в Ахене его приговорят к четвертованию, а с ним и тридцать его родственников тоже не избегнут смерти.