Церковь и мы - страница 12

— Он всегда к нам приходит внезапно! Он пришел к людям внезапно, Он внезапно призвал учеников, Он сказал: «Я стою у двери и стучу»; Он пришел внезапно, как Господин, и потребовал отчета[18]. Вот ночью закричали: «Жених идет! Будьте готовы!»[19]

И заметьте, Он вовсе не говорит, что «будьте готовы в страхе», — это неверно; Он говорит: распрямитесь и смотрите — ваше спасение приблизилось. Значит, Его приход для нас — величайшее благо. И в каждом повороте жизни, даже когда мы спотыкаемся, падаем, унываем, грешим, пытаемся подняться и снова падаем — всегда Он приходит и протягивает руку. Как было с Петром, на озере…[20]

Я подозреваю, что Петр не только испугался этих волн, но, наверное, в душе у него шевельнулось: вот это я! — понял, что он идет по воде! Не может человек в это мгновение не подумать, что вот он идет своей силой! И он не просто испугался, но еще и возгордился — он вообще был порывистый человек, и, очевидно, что‑то в нем взыграло, и в этот момент он стал тонуть. Но Господь поддержал его, как поддерживает каждого из нас.

Обратите внимание: каждый из нас переживает искушение — и Господь их пережил. Каждый из нас должен жить в труде — и Господь жил. Каждый из нас должен иметь молитву — и Господь молился. Помните, как Он вставал рано и шел на гору… То есть, в общем, все подобно — от начала до Воскресения.

Но Он ведь идеальный человек. Кстати, одна деталь тут очень важная: что идеальных людей не бывает. И когда писатели пытаются изобразить идеальных личностей, у них ни–чего не получается. В этом трагедия Гоголя: когда Собакевича изображать — у него все получалось, а когда надо было во второй части и в третьей поднять, изобразить идеал — тут гений его просто сложил крылья! И в такой степени, что эта попытка, в общем, его погубила. Ведь он хотел от этой черноты вознести все наверх! У него же какая была идея? Ад — это первая часть, во второй — как бы чистилище, в третьей — это уже рай!

Недаром, по–моему, Аксаков, или еще кто-то, говорил, что он, Гоголь, хочет меряться с Богом. Не потянул он, и на этом просто сломался… Я уж не говорю о пошлых попытках создания идеального человека в периоды советского застоя. Они чем отличались, эти персонажи? Полной своей безжизненностью. Это был лишь набор положительных качеств, но на самом деле это были ходячие призраки.

Можно ли сказать, что в литературном отношении образ Христа в Евангелии является призрачным?! Не только нельзя, но совершенно очевидно, что в истории литературы мало есть образов столь сильных, которые бы так мощно жили на протяжении десятков поколений (я сейчас говорю только с литературной точки зрения). Это замечательно почувствовал Чехов: вы помните его рассказ «Студент». Когда он рассказывал этим женщинам об отречении Петра, он вдруг увидел, что они плачут, что их все это очень волнует.

Не о всякой литературе можно так сказать; не знаю, плакали бы они, если бы он читал им Мильтона… Нет, наверно… Значит, в чем тут дело? В том, что для литературы это было невозможно, но для Бога это было возможно в истории, в реальности. Поэтому Христос остается для нас всегда недосягаемым образцом, но все‑таки образцом, как идеал, не начертанный в воздухе и в уме, а идеал конкретный, живой и реальный. Так что все идет с Ним и к Нему…

Его образ всегда будет неисчерпаемым. То же самое мы видим в живописи — картины пишут и пишут — десятки тысяч полотен написано на протяжении столетий. Десятки тысяч! Мы можем сказать: Крамской писал «Христа в пустыне», потому что хотел выразить свои переживания, а поскольку основная масса людей были так или иначе христиане, ему проще было через живопись трактовать свои проблемы. Так говорили о многих художниках. И тем не менее и нехристианские художники все равно возвращаются к этой теме, даже у нас. Хотя, казалось бы, за все эти годы вытравили всякие воспоминания…

И. Крамской. Христос в пустыне. 1872 г.

И советские писатели все время к этому возвращаются. Айтматову пришлось опять обратиться к евангельской истории, потому что она притягивает, как магнит! Теперь спрашивается: Чингиз Айтматов живет в стране массового атеизма, где вообще никто и Евангелия не читал, даже верующие — половина не читали; почему же ему приходится брать евангельский сюжет? Да и он сам ни сном ни духом. Но действует магнит. И Тендрякова вечно мучила религиозная проблематика.