Чаплыгин - страница 2

— А вот еще новость: Бориса Борисовича Голицына на днях академия избрала в адъюнкты по кафедре физики!

Появление Столетова вызвало воспоминание о Голицыне и у$7

Чаплыгин вмешался в разговор и напомнил о другом случае: с диссертацией II. А. Умова, так же не понятой ни Столетовым, ни вторым рецензентом — Ф. А. Слудским. На защите диспут продолжался шесть часов, отравив надолго жизнь диссертанту, но не привел к признанию идей, лежавших в основе диссертации. Только через несколько лет, когда за разработку этих идей взялись ученые Англии и Голландии, «закон Умова» получил признание и у московских профессоров.

Истории с диссертациями Голицына и Умова испортили Чаплыгину праздничное настроение. Магистерские экзамены он уже сдал и, ставши магистрантом, не мог душевно не вздрагивать каждый раз, когда мысль возвращалась к собственной диссертации.

И тут он не мог не вспомнить о своем приятеле Владимире Ивановиче Вернадском. Вернадский заведовал минералогическим кабинетом университета, разбирал коллекции, годами без движения лежавшие в ящиках, и, увлеченный делом, жаловался, что над ним, «как обуза, висит докторская диссертация, с которой страшно хочется развязаться, потому что мысль о ней не дает работать над тем, что надо».

— Действительно, обуза! — почти вслух повторил Чаплыгин.

Резкий звонок, приглашавший гостей и делегатов занять своя места в зале, вернул магистранта к действительности. Он поспешил в отведенную для университетских работников ложу и, прислонившись к колонне, стал смотреть, как самый большой зал в Москве едва вместил всех собравшихся.

Председателем съезда был избран Тимирязев, заместителем — Андрей Николаевич Бекетов. Редакционный комитет возглавил И. М. Сеченов, членами были Столетов и Вернадский. Московский университет, несомненно, главенствовал на этом съезде, и Чаплыгину приятно было сознавать свою близость к нему.

Тимирязев взошел на кафедру. Когда аплодисменты стихли, он так начал свою речь:

— Физико-математическому факультету и Совету Московского университета угодно было предоставить мне высокую честь приветствовать естествоиспытателей и врачей, собравшихся к нам на этот праздник русской науки… Я говорю: «…праздник русской науки» — и думаю, что в этих словах лучше всего выражаются главный смысл и значение таких собраний!

За спиной председателя IX съезда в огромной золотой раме стоял во весь свой рост и во всем своем богатырском сложения император Александр III. Делегаты ожидали обязательных верноподданнических заявлений. Тимирязев заговорил о празднике науки, да еще русской науки. Слушатели были захвачены удивлением и любопытством.

Витиеватость, обязательная для таких речей, не беспокоила и не смешила слушателей. За старомодными выражениями Тимирязева Чаплыгин ожидал новых мыслей. Он давно уже заметил особенность больших и смелых умов: в любом явлении жизни и природы они неизменно находят что-то новое и неожиданное, чего не видит никто, хотя оно лежит на глазах у всех.

Коротко остановившись на значении съезда, Тимирязев перешел к главному моменту своей речи:

— Но я назвал наше собрание не только праздником науки, но и праздником русской науки и уверен, что эта оговорка нуждается в разъяснении… Мне кажется, что личность первого русского ученого Ломоносова с его двоякою плодотворною деятельностью была как бы пророческой. Его деятельность как бы наметила те два пути, по которым преимущественно суждено было развиваться русской мысли и ранее всего принести зрелые плоды. Кто были те русские люди, которые заставили уважать русское имя в области мысли и творчества? Конечно, прежде всего художники слова, те, кто создал этот «могучий, правдивый и свободный русский язык», одно существование которого служит «поддержкой и опорой в дни сомнений и тягостных раздумий». Это прежде всего Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой, а после них на первом плане, конечно, представители того точного знания, которое нашло себе первого, страстного, неутомимого представителя в первом творце русского языка…

Развивая мысль о «пророческой» личности Ломоносова, Тимирязев дал классическое определение особенностей русского творческого характера, русской научной мысли.