Чарли Чаплин - страница 7

Такое времяпрепровождение Чаплина-старшего сильно раздражало Луизу, которая срывала зло на мальчиках. Как-то раз в субботу утром Чарльз вернулся домой из школы и обнаружил, что в квартире никого нет и есть совсем нечего. Он ждал, но никто так и не пришел. Отчаявшись, мальчик до самого вечера слонялся по окрестным рынкам. Денег у него не было. Чарли бродил по улицам до темноты, потом вернулся на Кеннингтон-парк-роуд, но свет в квартире не горел. Пройдя несколько ярдов до Кеннингтон-кросс, он сел на обочину тротуара и стал ждать. У двери паба White Hart два музыканта, один с аккордеоном, другой с кларнетом, играли песню «Жимолость и пчела» (The Honeysuckle and the Bee). Музыка настолько очаровала мальчика, что он перешел через дорогу, поближе к ним. Эту песенку Чаплин будет помнить всю жизнь.

Вернувшись, Чарли увидел Луизу, которая шла к дому. Женщина была пьяна и все время спотыкалась. Мальчик подождал, пока она закроет дверь, а затем проскользнул внутрь с кем-то из жильцов и поднялся на темную лестничную площадку. Луиза вышла и сказала, чтобы он убирался. Это не его дом. В другой раз полицейский сообщил, что видел Сидни и его младшего брата в три часа ночи – они спали у костра ночного сторожа. Такую жизнь приходилось вести маленькому Чарльзу.

12 ноября в дверь постучала Ханна Чаплин. Ее выпустили из Кейн-хилл, и она пришла забрать детей. Мать и сыновья поселились в маленькой квартирке за углом, на Метли-стрит. Ханна стала зарабатывать шитьем блузок. Запахи с консервной фабрики Хей-уорда, расположенной позади дома, смешивались с вонью расположенной по соседству скотобойни. Впрочем, жители Южного Лондона привыкли к таким запахам.

Хозяйка дома на Метли-стрит вспоминала: «Чарльз был хрупким ребенком с копной темных волос, бледным лицом и яркими голубыми глазами. Из тех, что я называю «маленький бесенок», – с утра до вечера на улице. Я помню, что он регулярно находил человека с шарманкой и танцевал под его музыку. Помогал заработать шарманщику и сам получал несколько медяков. Думаю, так он и начал превращаться в артиста. Чарли отдали в школу в Кеннингтоне, но он был ужасным прогульщиком».

Вообще-то дни его учебы подходили к концу. Судя по записям в журнале, последний раз Чаплин приходил в школу 25 ноября 1898 года, после чего его можно было найти не в классе, а на сцене мюзик-холла. Он стал профессиональным танцором.

В конце 1898 года юный Чаплин присоединился к труппе исполнителей клогданса[2] под названием «Восемь ланкаширских парней» (The Eight Lancashire Lads). Возможно, он получил работу благодаря Чарльзу Чаплину-старшему, поскольку основатель труппы Уильям Джексон жил неподалеку, тоже на Кеннингтон-роуд. Свою роль мог сыграть и опыт мальчика как уличного артиста… На время гастролей ему предоставлялись еда и жилье, а Ханне Чаплин причиталось полкроны в неделю. Наверное, она не считала эту работу идеальной для младшего сына, но так семья хотя бы получала стабильный дополнительный доход.

Одна из театральных газет описывала выступление «Ланкаширских парней» как яркий и веселый номер, имеющий настоящую изюминку. Он длился 10 минут и представлял собой, по словам автора, один из самых лучших танцев клогданса, которые только можно увидеть на сцене. Все мальчики были одеты в белые льняные рубашки с кружевным воротником, бриджи и красные башмаки на деревянной подошве. Эти башмаки предназначались для тяжелой работы в шахтах и на фабриках на севере Англии, а танцы в них, веселые и изящные, словно служили символом свободы, победы над несчастьями и рабским трудом. Возможно, клогданс был отражением бунтарского духа маленького Чарли. Он репетировал в течение шести недель, пока труппа гастролировала в Манчестере, а первый раз его выпустили на публику в Портсмуте. Чаплин испытывал страх перед выходом на сцену, и прошло еще несколько недель, прежде чем он смог исполнить сольный номер.

Сын Уильяма Джексона вспоминает, что Чаплин поначалу был очень тихим мальчиком… и неплохим танцором. Наряду с этим он добавляет: «Первым делом мне пришлось заставить его постричь до приемлемой длины волосы, которые спутанными кудрями падали на плечи». Он также говорит, что младший Чаплин уже тогда был потрясающим мимом. Из Портсмута «Ланкаширские парни» вернулись в Лондон, затем отправились в Мидлсбро, Кардифф, Суонси и Блэкпул. Они редко сидели без работы. В столице и других городах труппа металась из театра в театр в кэбе или на подводе, нередко с криком: «Мы должны спешить в следующий зал!» Это была изнурительная работа. В театрах пахло пивом, немытыми телами и табаком. Публика в этих шумных и грубых местах могла пуститься в пляс или подраться. Зрители бывали жестокими, но понравиться им было просто – они подпевали песням, которые знали, и выкрикивали популярные фразы любимых комиков.