Чарльз Мэнсон: подлинная история жизни, рассказанная им самим - страница 26

Я начал ломать голову над тем, как поскорее поправить дела. С моими тюремными связями вернуться в криминальную среду было легче легкого. Моя жена тоже была не прочь обойти закон, так что она не стала удерживать меня, да и не смогла бы.

Я провернул несколько мелких краж и угнал несколько машин. Один угон я совершил по просьбе старого приятеля-гангстера: мне нужно было украсть «кадиллак» последней модели и перегнать его к знакомому этого бандита во Флориде. Мой приятель дал мне денег на расходы, а тот парень из Флориды должен был заплатить мне еще пять сотен. Я угнал тачку и доехал на ней до Флориды. Парень забрал у меня машину, всучил мне сотню баксов и велел проваливать. Ясное дело, что меня надули, но я забрал деньги и убрался восвояси. Выждав несколько часов, я вернулся и снова угнал «кадиллак». Я не собирался на нем ехать, просто не хотел давать тому чуваку повод выпендриваться из-за того, что он нагрел меня. Через какое-то время я бросил машину и вернулся домой. К моменту моего возвращения уже ходили слухи, что гангстер разыскивает меня. Полицейские еще не вышли на меня, но в то же время мне совсем не улыбалось встретиться с одним из двух ребят, замешанных в этом деле с «кадиллаком».

Еще до свадьбы моя жена хотела отправиться в Калифорнию. Быть может, из-за того, что я пообещал забрать ее туда, она и вышла за меня замуж. Да нет, все было не так, конечно, но теперь, когда меня искали, чтобы поквитаться, мы оба захотели уехать из города. Я украл «меркьюри» 1951 года. Мы загрузили в него свои скромные пожитки (они не заняли много места) и отправились в «край великих возможностей». Мы никуда не торопились. Останавливались в каком-нибудь городишке или городе покрупнее, приглянувшемся нам, и там я пытался как-то смошенничать или воровал. Если мне удавалось сбыть краденое и добыть денег, это было здорово. В противном случае мы запихивали добычу в «меркьюри» и продавали ее по пути.

Мы добрались до Лос-Анджелеса с несколькими долларами в кармане и домашней утварью, которую можно было пересчитать по пальцам. Мы сняли недорогое жилье. Жена недавно забеременела, так что я искал нормальную работу и за несколько недель сменил массу мест. Я кое-что зарабатывал да еще и подворовывал, так что все было не так уж плохо, хотя в роскоши мы и не купались. Я так привык к своему «меркьюри», что чувствовал себя законным автовладельцем. Так что когда меня арестовали прямо в нем, я наговорил полицейскому кучу гадостей. Машина была угнана в другом штате, поэтому за дело взялось ФБР. Они запели старую песню, уламывая меня сознаться во всех грехах, и за это пообещали проявить снисходительность. Я не знал, действительно ли могу сознаться полицейским в краже того «кадиллака» или они дурачат меня. Так или иначе, по делу об угнанном «меркьюри» я получил отсрочку. Из-за беременности жены судья отпустил меня, дав пять лет условно. Меня ждала еще одна повестка во Флориде. Если бы я набрался храбрости появиться в суде по этому обвинению, возможно, мне тоже дали бы отсрочку, но я боялся слишком доверять судам. Вместо этого я пустился в бега.

В течение следующих четырех месяцев моей жене пришлось много пережить из-за меня. Почему она оставалась со мной — загадка. Мы много ездили и не меньше воровали, чтобы не голодать и достать деньги на проезд. Она должна была скоро родить, и я не знал, как мы будем переезжать с места на место, имея на руках грудного ребенка. Поэтому я отправил ее обратно в Лос-Анджелес, куда к тому времени перебралась моя мама. Она могла присмотреть за Розали.

Вскоре после того, как я отослал жену в Лос-Анджелес, меня арестовали в Индианаполисе. Может показаться, что я должен быть сыт этим городом по горло, но тем не менее я снова оказался в той же окружной тюрьме, откуда все и началось. Суду было проще и дешевле отменить мои пять лет условно, чем выдвигать обвинение за очередную кражу. В итоге меня вернули в Калифорнию и отправили в федеральную тюрьму Терминап-Айленд в Сан-Педро. Мне уже исполнился двадцать один год — я вышел из категории малолетних преступников. Но теперь могу сказать, что «малолетним» я не был никогда, лишь заключенным того или иного исправительного заведения. Теперь, когда мне стукнуло двадцать один, казалось, так должно и быть, что я вступаю во взрослую жизнь в тюрьме в компании со взрослыми.