Час волка - страница 21

Майкл понаблюдал, как горел огонь. Затем сказал:

— Я сожалею. Найдите кого-нибудь другого.

— Но, сэр… пожалуйста, не принимайте поспешного…

— Я сказал, что я в отставке. На этом и закончим.

— Ну, это просто глупо! — взорвался Шеклтон. — Мы разбивали свои задницы, добираясь сюда, потому что некоторые ослы указали на вас как на лучшего в своем деле, а вы говорите, что вы в «отставке», — он прошипел это слово. — Там, откуда я, по-другому говорят о человеке, у которого изнеженные нервы.

Майкл слегка улыбнулся, что привело Шеклтона в еще большую ярость, но он ничего не ответил.

— Майор Галатин, — попытался опять Хьюмс-Тельбот. — Пожалуйста, не говорите сейчас последнего слова. Хотя бы обдумайте наше предложение, а? Может, мы бы остались на ночь, а затем снова обсудили это утром?

Майкл вслушивался в падание мокрого снега, стучавшего по окнам. Шеклтон подумал о долгом пути домой, и его копчик заныл.

— Можете оставаться на ночь, — согласился Майкл. — Но в Париж я не отправлюсь.

Хьюмс-Тельбот хотел было опять заговорить, но решил дать всему этому устояться. Шеклтон проворчал:

— Какого черта, мы что, напрасно перлись в такую даль?

Но Майкл только пошуровал в камине.

— С нами еще водитель, — сказал Хьюмс-Тельбот. — Не найдете ли вы и для него место?

— Я поставлю раскладушку у камина, — он встал и пошел в чулан за раскладушкой, а Хьюмс-Тельбот вышел наружу, чтобы позвать Мэллори.

Когда двое мужчин вышли, Шеклтон стал осматриваться в зале. Он увидел антикварный патефон из розового дерева фирмы «Виктрола», на его диске лежала пластинка. Название пластинки было «Весна священная» какого-то Стравинского. Ну, с русским водиться — значит любить русскую музыку. Наверное, всякая славянская чепуха. В такую ночь, как эта, ему бы послушать бодрую вещь Бинга Кросби. Галатин любил читать, в этом нельзя было сомневаться. Тома вроде «О происхождении человека», «Плотоядные», «История григорианской поэзии», «Мир Шекспира» и другие книги с русскими, немецкими и французскими названиями заполняли полки книжных шкафов.

— Вам нравится мой дом?

Шеклтон чуть не подпрыгнул. Майкл подошел сзади тихо, как туман. Он принес раскладную кровать, развернул и поместил около камина.

— Столетие назад этот дом был лютеранской церковью. Ее построили спасшиеся от кораблекрушения; подводные скалы всего лишь в сотне ярдов отсюда. Они выстроили здесь поселок, но через восемь лет после этого их скосила бубонная чума.

— О, — сказал Шеклтон и вытер руки о штаны.

— Развалины до сих пор прочные. Я решил попробовать восстановить их. У меня ушло на это целых четыре года, и мне еще много нужно сделать. Если вам интересно, у меня за домом есть генератор, который работает на бензине.

— Я сразу так и подумал, что к вам не могли провести линию электропередачи в такую даль.

— Конечно же. Слишком далеко. Вы будете спать в башенном помещении, где когда-то жил пастор. Это не очень большое помещение, но для двоих места там достаточно.

Открылась и закрылась дверь, и Майкл оглянулся на Хьюмс-Тельбота и шофера. Майкл несколько секунд смотрел, не мигая, как шофер снимал шляпу и куртку.

— Вы можете спать здесь, — сказал он, указывая рукой на раскладушку. — Кухня за той дверью, если хотите кофе и чего-нибудь поесть, — сказал он всем троим. — Я бодрствую во время, которое вам может показаться необычным. Если среди ночи услышите, что я на ногах… не выходите из вашей комнаты, — сказал он, глянув так, что у Шеклтона по затылку пробежали мурашки.

— Я иду отдыхать, — Майкл направился к лестнице. Он остановился и выбрал книгу. — Да… ванная и душ за домом. Надеюсь, вы не будете в претензии, что вода только холодная. Спокойной ночи, джентльмены.

Он поднялся по ступенькам, и скоро они услышали, как мягко затворилась дверь.

— Проклятый колдун, — пробормотал Шеклтон и поплелся в кухню, чтобы чем-нибудь перекусить.

Майкл сел на постели и зажег керосиновую лампу. Он не спал, а ждал. Он взял с маленькой тумбочки наручные часы, хотя его чувство времени уже сказало ему, что было три часа. Часы показали три часа семь минут.

Он потянул носом воздух, и глаза его сузились. Запах табачного дыма. «Беркли и Латакия», дорогой сорт. Он знал этот аромат и откликнулся на него.