Части целого - страница 53
— Кэролайн, перед тем как уехать, навестила меня и сказала, что, хотя по моей вине ее отец лишился глаз, она всегда будет меня любить. — И поскольку я не ответил, стал распространяться о том, что его проступок — ослепление Лайонела Поттса — билет в один конец в мир преступлений. — В нормальном обществе мосты не сжигают, их взрывают. — Он говорил быстро, словно в спешке диктовал. Стремился себя оправдать и, доверившись мне, получить мою поддержку своим планам. Понимаешь, он собирал по кусочкам мой ящик для предложений и с его помощью сочинял историю собственной жизни. Складывал их таким образом, чтобы можно было дальше существовать.
— Может, ты приутихнешь и займешься учебой? — взмолился я.
— Постоянно учусь, — подмигнул мне Терри. — У некоторых из нас большие планы на то время, когда мы выйдем отсюда. Я познакомился с парой парней, которые меня кое-чему учат.
Я ушел оттуда с неприятным чувством и размышляя о местах заключения для несовершеннолетних — их домах, которыми становятся для них тюрьмы; именно в таких местах будущие преступники притираются друг к другу, а государство проявляет неусыпную заботу, чтобы их знакомить и создавать новые преступные сообщества.
Самым верным способом ускорить собственное разрушение было поступить на службу по уничтожению насекомых. Отец так и сделал. В последние годы он сменил несколько специальностей: был разнорабочим, постригал газоны, чинил заборы, был каменщиком, а теперь нашел самое подходящее для себя занятие: стал травить паразитов. Целыми днями вдыхал отравленные пары, брал в руки ядовитые вещества, такие как порошок от клопов и смертоносные синие шарики, и у меня складывалось впечатление, что он радовался собственной токсичности. Возвращаясь домой, отец прятал руки и предупреждал:
— Не прикасайтесь, я весь в отраве. У меня на руках яд. Кто-нибудь, откройте быстрее кран. — А если находился в особенно озорном настроении, бежал за нами с вытянутыми ядовитыми руками и грозил схватить за язык: — Вот доберусь до ваших языков, и вам крышка!
— Почему нельзя надевать перчатки? — удивлялась мать.
— Перчатки пусть надевают проктологи, — отвечал он и продолжал гоняться за нами по дому.
Я заключил, что он таким странным способом пытается примириться с раком матери, воображая, что она больной ребенок, а он клоун и его задача ее потешать. Она все-таки сообщила отцу о своей болезни, и он настолько проникся к ней сочувствием, что перестал избивать, когда напивался. Рак жены, лечение, периоды ремиссии и ухудшения делали его все более нестабильным. Пока отец грозил нам своими ядовитыми руками, мать пристально смотрела на меня, и я чувствовал себя зеркалом, в котором умирающий видит свою смерть.
Вот такая атмосфера царила в нашем доме: мать угасала, отец делал карьеру человека, имеющего дело со смертоносными ядами, Терри перекочевал из сумасшедшего дома в тюрьму. Если раньше мое окружение было ядовитым в метафорическом смысле слова, то теперь стало таковым на самом деле.
Когда Терри без всяких видимых причин отпустили на свободу, у меня вспыхнула надежда, что он исправился и теперь вернется домой и поможет нам ухаживать за умирающей матерью. Я поехал по адресу, который он назвал по телефону. Четыре часа мне пришлось провести в автобусе, в Сиднее сделать пересадку на другой и еще час добираться до южного пригорода. Район оказался тихим и зеленым; люди выгуливали собак, мыли машины, юный продавец газет катил по улице желтую тележку и с небрежным видом швырял свой товар, но газеты точно приземлялись на коврики перед дверями первой страницей вверх. На подъездной дорожке перед домом, где поселился Терри, стоял бежевый «вольво»-универсал. Распылитель лениво разбрызгивал воду на безукоризненно ухоженный газон. У ведущей на крыльцо лестницы стоял серебристый подростковый велосипед. Уж не ошибся ли я? Неужели брата по ошибке усыновила семья из среднего класса?
Дверь открыла женщина в розовой ночной рубашке и бигуди в каштановых волосах.
— Я Мартин Дин. — Мой голос прозвучал настолько неуверенно, будто я сам в этом сомневался. Сердечная улыбка так быстро исчезла с ее лица, что я подумал, уж не привиделась ли она мне.