Части целого - страница 74
Со Стэнли я встретился в его кабинете. Он нервничал и не мог усидеть на месте. За две минуты, что я у него пробыл, он, странно жестикулируя, трижды прошел от двери к окну и обратно.
— Ну вот, у печатников все готово. Я жду имя.
— Вот оно: книгу «Пособие по преступлению» написал Гарри Уэст.
У Стэнли открылся рот и оставался в таком положении, пока оттуда не исторгся хриплый выдох:
— Кто?
— Гарри Уэст!
— Никогда не слышал о таком.
Я упомянул все статьи криминального послужного списка Гарри, ничего не пропуская.
— Гарри Уэст, — повторил Стэнли, записывая имя, и его голос звучал слегка разочарованно.
Получив информацию, он написал справку для раздела «Об авторе». Она получилась такой:
«Гарри Уэст родился в Сиднее в 1922 году. За следующие пятьдесят пять лет он успел нарушить все законы Южного полушария. Бежал из мест заключения и в настоящее время разыскивается правосудием».
— Гарри желает, чтобы строки «От автора» поместили впереди.
— Ради Бога.
Издатель бросил взгляд на листок бумаги — там был стандартный текст с благодарностями, какие пишут, если намереваются предварить ими работу всей жизни.
«Я хотел бы поблагодарить отца за то, что он привил мне вкус к насилию, бабушку, которая привила вкус к насилию отцу, а тот, в свою очередь, мне. У меня детей нет, поэтому вынужден передавать его знакомым и первым встречным. Также хочу поблагодарить систему уголовного судопроизводства Нового Южного Уэльса, которая научила меня, что такое несправедливость, полицию штата — за ее неутомимую продажность и жестокость, насилие в кино, благодаря которому мои жертвы стали не такими чувствительными и не сразу орут „ой-ой!“, моих жертв — за все, что они потеряли, моих победителей — за урок, что нет никакого позора в застрявшей в мягком месте пуле, и, наконец, моего редактора, друга и брата в уединении Мартина Дина».
— Не против, чтобы твое имя появлялось в этом контексте? — спросил Стэнли.
— Почему бы и нет? — глупо ответил я, хотя отлично понимал, почему нет. Я практически признаюсь в преступлении: скрывал известного беглеца из тюрьмы и редактировал его сочинение. — Да, почему бы и нет?
— Тебе секунда на размышление.
Я задумался: не совершаю ли я ошибки? Не вызывало сомнений, что нет никакой необходимости афишировать свое участие в этом деле. Но в то же время это была моя работа. Я лез из кожи, проталкивая книгу Гарри, и хотел, чтобы мир об этом узнал.
— Оставь как есть.
— Хорошо. Значит, рукопись готова — буду отправлять ее в производство. А после этого могу я с ним встретиться?
— Не думаю, что это удачная идея в данный момент.
— Почему нет?
— Он не вполне хорошо себя чувствует… слегка на взводе. Может, когда книга появится в магазинах. Кстати, когда это будет?
— Через три недели.
— Не могу поверить, что это происходит на самом деле.
— Уж постарайся! — Стэнли посмотрел на меня странным, отстраненным взглядом и добавил: — Передай Гарри, что он — гений.
— Непременно, — ответил я.
— Как он отреагировал, когда ты назвал ему мое имя? Какое было выражение его лица? Ничего не упускай! — Гарри спрашивал с порога, затаив дыхание, пока я шел по подъездной дорожке.
— На него произвело впечатление, — солгал я. — Он о тебе слышал.
— Еще бы! Если человек убивает пятьдесят лет кряду, как о нем могут не слышать? Когда книга появится на прилавках?
— Через три недели.
— Через три недели?! Проклятие!
Ничего не оставалось, как только ждать. Все, что требовалось, было сделано, и я ощутил спад сил, наступающий обычно по завершении работы. Теперь я понимал, как чувствовали себя рабы в Египте, водрузив на вершину пирамиды в Гизе последний заостренный камень, после чего надо было стоять и ждать, когда затвердеет цемент. В то же время я испытывал смятение. Во второй раз в жизни, после ящика для предложений, я принял участие в чем-то значительном; и что же, скажите на милость, мне делать дальше? Рвавшееся из груди честолюбие больше не находило выхода, и это нервировало.
Несколько часов мы провели, предсказывая себе то грандиозный успех, то печальный провал, затем я отправился домой ухаживать за матерью. После химиотерапии и облучения она испытывала постоянную усталость, потеряла вес и часть волос и ходила по дому, держась за стены. Я понимал, что тело, в котором жила мать, быстро становилось непригодным для жизни. Единственной приятной неожиданностью стал отец: он больше не напоминал опустившееся и словно уже нечеловеческое существо. Тепло относился к жене — проявлял любовь и поддерживал ее глубже и преданнее, чем мы могли от него ждать. Так стоило ли мне постоянно находиться при матери? Я вышел в мир, и теперь каждая клеточка во мне восставала от сознания, что придется пробыть в нашем паршивом городке хотя бы секунду. Вот почему никогда нельзя связывать себя нерушимыми клятвами. Разве можно предсказать, как поведут себя в будущем твои клетки?