Частная жизнь знаменитостей - страница 15

стр.

В конце концов Дефо удовлетворил свое непомерное тщеславие, к концу жизни стал богатым коммерсантом, уважаемым горожанином и знаменитым писателем.

Личная жизнь: любовь, занятия, привычки

У поглощенного торговыми делами, политикой и творчеством Дефо не оставалось времени на любовные похождения. Он был женат с 1683 года на Мэри Таффли, у них было восемь детей, сын Бенджамин пошел по стопам отца и стал журналистом, редактором «Лондон джорнэл». Внук Бенджамин Нортон Дефо торговал устрицами.

О внешности Дефо мы знаем из объявления в «Лондонской газете» от 10 января 1703 года и о награде в пятьдесят фунтов стерлингов тому, кто сообщит, где прячется автор нашумевшего памфлета о веротерпимости. «Худощавый, среднего роста, — приводила его приметы газета, — около сорока лет; смуглый, волосы темно-каштановые, однако носит парик; глаза серые, нос крючковатый; подбородок острый». Как особую примету газета называла большую родинку или бородавку на щеке около рта — предмет постоянных насмешек врагов, видевших в ней проявление внутренней сути ее владельца, средоточие, как им казалось, его зловредных качеств. Как бы то ни было, но лицо Дефо было явно самобытным и запоминающимся.

Награда за выдачу опального памфлетиста была обещана немалая, и неудивительно, что нашелся охотник заработать эти деньги. 20 мая 1703 года Даниэль Дефо был арестован и два дня спустя заключен в Ньюгейтскую тюрьму. Здесь он сполна вкусил прелести тюремной жизни, что, впрочем, помогло ему в будущем при создании его книг.


У позорного столба

В этот раз Дефо приговорили к заключению на срок, доколе это будет угодно ее величеству королеве, к штрафу в двести марок и трехкратному выставлению у позорного столба. Он был поражен таким несправедливым и суровым приговором. Чтобы отомстить, берется за перо и пишет «Гимн позорному столбу». С помощью друзей ему удалось отпечатать и распространить свое сочинение. И тогда произошло то, чего никто не ожидал.

29 июля у Французской арки состоялся первый тур его стояния у позорного столба. Голова и кисти рук были стиснуты деревянной колодкой так, что было трудно говорить и шевелиться. То же самое повторилось и на другой день в Чипсайде. На третий день та же процедура — у ворот Темплбара. К этому времени уже весь Лондон распевал его «Гимн», написанный в форме уличных песенок. И желающих поглазеть на отчаянного парня, сочинившего эти веселые и злые стишки, было более чем достаточно.

Кончился третий день его позора, нежданно превратившийся в кратковременный маленький триумф. И снова он в «Ньюгейтской обители», где ему надлежало пробыть неизвестно сколько времени. Но судьба не оставила Дефо. Его талант публициста решил использовать в своих интересах влиятельный политик Роберт Харли. Благодаря ему Дефо оказался на свободе. Чего это стоило, можно только предполагать. Видимо, пришлось согласиться на кое-какие условия, продиктованные спасителем. С этих пор Дефо верой и правдой будет служить своему благодетелю, заключив с ним тайный союз.

После тюрьмы Дефо издавал газету «Обозрение французских дел» — острую, вызывавшую у многих ненависть, из-за чего снова попал в переделку. Однажды он вошел в комнату, где его поджидали пятеро неизвестных. Через минуту как ни в чем не бывало Дефо спускался по лестнице: его шпага урезонила покушавшихся. Пробовали расправиться с ним, вызывая на дуэль. Но и тут Дефо обезоружил противника. Так же ловко он выбил клинок и ранил своего издателя, когда тот, негодуя на Дефо за вероломство, бросился на него с обнаженной шпагой.

К нему подсылали псевдоконстеблей с лжеприказами об аресте, распространяли слухи о том, что он-де вновь заключен в тюрьму, газеты конкурентов не скупились на ложную информацию. Можно подумать, что с ним сводили счеты те, о ком он писал: знаменитый гангстер Джонатан Уайлд, бандит Джек Шепперд и другие уголовники, с которыми он лично был знаком. Однако не они угрожали Дефо и не за газетные выступления его преследовали. Может быть, его ненавидели из зависти к его удачливости как дельца, к его богатству, которое он обрел с некоторых пор. К тому, что ел не из оловянных тарелок и кружек, а из серебряных, имел лодку для прогулок по Темзе, модный экипаж со стеклянными окнами — свидетельство достатка — и даже свою верховую лошадь. Семья проводила лето на курорте в Бате и Эпсоне, а он между тем, элегантный и надменный, обедал у Понтака — в знаменитой харчевне, где распивал роскошные вина по семь шиллингов бутылка, играл в кегли, посещал петушиные бои, травлю медведей собаками и, конечно, скачки, ибо с юных лет был заядлым лошадником.