Частные беседы - страница 26

Что там у тебя еще за потрясение? Я начинаю волноваться — не слишком ли на твою тонкую организацию? Ну хоть о «предмете»-то позабыл? И то хлеб. Чепуха эта твоя нетленная любовь к какой-то пичужке, прости меня. Заблажил ты, парень, в определенном возрасте, не обижайся. В нашем возрасте такие навязчивые любовные моменты наблюдаются. Из всех названий мне приглянулся дедарик. На сем и остаюсь.

Дедарик.

Дедарик, дедарик, грустно мне, дедарик. Читал ты письма Ф. М. Достоевского к юной жене его Анечке Сниткиной? Если не читал, почитай на досуге. Удел всех старых людей — тревожиться, беспокоиться, тосковать. О том, что будет. Мы больше, естественно, понимаем, чуем, как собаки, а если еще и воображение… У Ф. М. с Анечкой была разница в 25 лет. А женился он на ней, когда ему было сорок восемь. Ну да ладно, о чем это я… О другом хочу написать. Ну и крутит жизнь, ну и заворачивает! Интересно даже. Худо, тяжко, а интересно. Раньше, в молодости, ничего этого не понимаешь, никаких связей не ощущаешь, никаких поворотов не просекаешь, никаких стыков, значений подспудных не обнаруживаешь — интересно жить, и точка! А теперь вдруг ясно все предстает — откуда есть что пошло. Помнишь Катю Ренатову? Мою ученицу, акселератку с черными сигаретами и английским секс-покетбуком? Наверное, вспомнишь. Ко мне приходила еще ее мать — Анна… Ну? Вспомнил? Так вот. Катю Ренатову в оглобли ввести невозможно. День — лучше, день — хуже. Жалуются все. Даже милейшая Лариса Ивановна. (Кстати, о ней. Отношения у нас с нею самые распрекрасные. С ее стороны с некоторой долей кокетства, с моей — с самой что ни на есть галантностью. Она, мне кажется, вовсе на меня не рассчитывает, мне, дураку старому, показалось. Но это к слову.) В общем, просили меня на Катю повлиять, дескать, она меня одного уважает, на моих уроках сидит тихо — что верно, то верно. Слушает или нет — не знаю, но не шелохнется. Нельзя же перед партнером по танцулькам в грязь физиономией… Как полагаешь? Но короче и еще короче. Я решил с Катей все же поговорить серьезно, дома, когда ее Ани нет. «Тет на тет». (Помнишь, кто так говорил? Наш географ — бешеный Игорь: «Барбашин, мне с вашими родственниками тет на тет надо встретиться!»)

Отправился я после уроков следом за Катей. Она шла на довольно большом расстоянии от меня, впереди, по бокам два поклонника, — ражие парнишки в джинсах. И чем ближе было к ее дому, тем смущеннее я себя чувствовал: преглупое это занятие — идти в гости к молодой девице неприглашенным и для того, чтобы говорить с нею об успеваемости и поведении. Шаг мой стал неуверенным, и я даже стал подумывать, что лучше уж как-нибудь пригласить ее к себе (на кофе??) и побеседовать «тет на тет».

Пока я думал, исчезла моя Катя и ее поклонники, и я с облегчением решил не ходить к ней «в гости». На подобную девицу такой визит только в обратную сторону подействует. Прохожу мимо подъезда — шасть! — выскакивает Катя и хватает меня буквально за рукав. Я оторопел, как ты понимаешь, а она тянет меня и бормочет, что давно хотела меня пригласить, что у меня была, а вот теперь я должен зайти к ней (карты в руки!). Я, конечно, посопротивлялся для прилику и пошел. Она по дороге говорит, говорит, что мамы нет дома, а то она слова не даст сказать (это уж я знаю!), что дома одна бабушка, что маг починили, что…

Очень в этом доме респектабельная лестница, поднимаешься, как к трону. И дверь в квартиру значительная — двустворчатая, обитая чем-то достойным. Входим в огромную переднюю, круглую, с зеркалом посредине и диванами по бокам, по-моему, там даже телевизор стоит в нишке. Катя крикнула куда-то в недра квартиры: ба, это я! И провела меня в свою, видимо, комнату. Не очень большая, но при всех «регалиях»: проигрыватель с магом-комбайном, стенка с книгами и безделками, кресла, картинки на стенах. Это я, — сказала Катя, и тогда я к картинкам присмотрелся, сначала они мне мазней показались. Катя стояла молча, тихо, не дыша. Я в картинках не очень разбираюсь, хотя у меня приятель художник, но тут что-то проглядывало, не мазня оказалось. Пейзажи. Замысловатые. Все решено концентрическими кругами, линии очень яркие, будто разномастные, это и создает впечатление мазни, а всмотришься — и деревья, и птицы, и горы, и храмы. Ничего даже как-то… Я долго рассматривал картинки, и Катя наконец тихо спросила (даже робко, что меня удивило…): не нравится?