Часы бьют полночь - страница 12
Оля вздрогнула, дёрнулась всем телом от неожиданности — и Женька, даром что сидел рядом, не успел ничего сделать, когда она опасно пошатнулась на ветке и, неловко взмахнув руками, соскользнула вниз.
Глава 5. Прости
Она попыталась удержаться. Не смогла: ткань пуховика отлично скользила по веткам, а мелкие сучки, что попадались под руку, не выдерживали человеческого веса и ломались в руках. Оля умела падать, но сейчас, паникующая, запутавшаяся в ветках деревьев, даже не смогла развернуться на лету.
Короткий миг падения. Удар, похожий на вспышку. Темнота.
Над головой сдавленно рычало, слышались чьи-то крики, заглушённые биением собственного сердца в ушах. Каждый удар отдавался болью, боль вела в забытье. Забытье баюкало, обнимало цепкими чёрными лапами, не давало сосредоточиться на мыслях. Потом исчезли и они: темнота ковром накрыла сознание, и время перестало существовать.
А потом Оля открыла глаза, и в лицо ударил пронзительно яркий свет редкого осеннего солнца. Голова буквально разламывалась, перед глазами всё ещё стояли разноцветные круги, а к горлу подступала тошнота. Но она была жива.
Твари, похожей на волка, рядом не было видно.
Кое-как сфокусировав взгляд, Оля попыталась приподняться на локте — и чуть не столкнулась лбом с Женькой, который сидел рядом, прямо в сугробе, и что-то набирал на телефоне.
— Что за… — простонала она, щурясь от яркого, слепящего солнца. Откуда оно вообще выползло? Когда Оля падала, небо было затянуто серыми осенними тучами, и ни о каком солнце речь не шла и в помине.
Она что, пролежала здесь несколько часов? Но тогда почему ей не холодно?
— Лежи, не вставай, — отозвался Женька. Голос звучал как сквозь слой ваты: в ушах шумело. Но даже так Оля смогла различить, как встревоженно звучит его голос. — Мало ли, вдруг сломала чего, и вообще… я сейчас скорую вызову.
— Да не надо… скорую, — Оля поморщилась и всё-таки села. Головная боль толкнулась внутри, вызвав новый приступ тошноты. Мир с его яркими красками возвращался, вытесняя серое марево. Руки ныли, окоченевшие от снега, но телу было тепло — словно и не провалялась здесь невесть сколько. — Я просто ушиблась. И голова болит.
Слова давались нелегко: их приходилось проталкивать сквозь горло, а они застревали где-то на языке. Похоже, всё-таки не просто ушиблась. Но сотрясение — это же оно? — вряд ли стоит вызова скорой.
— Спасибо пуховику, — продолжила она, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет, ничего не болело — только слабо ныла спина, ушибленная об землю. Без толстой куртки она бы точно что-нибудь сломала, а так, похоже, повезло отделаться малой кровью.
— Уверена? — Женька настороженно заглянул ей в глаза, будто пытаясь понять, лукавит Оля или нет.
— Убеждена, — она помассировала виски, но боль никуда не делась. — Ну, голова болит, конечно. Может, и сотрясение. Но, знаешь, я не хочу сидеть в сугробе чёрт знает сколько времени. А то, кроме сотряса, лечить придётся ещё и пневмонию.
— Звучит логично, — согласился Женька и отложил телефон. Придвинулся поближе, осторожно коснулся рукой её лица — того места, где неприятно подёргивало ссаженную кожу. Оцарапалась о сучок, пока падала. — Блин. Ты меня напугала, когда упала с ветки. Я уж было подумал, что всё, но… повезло. Относительно.
Оля тяжело выдохнула в холодный осенний воздух, и облачко пара на миг снова заслонило видимость. Снова стало стыдно и неловко: как можно было навернуться с дерева в такой ситуации?
— Куда делась эта штука? — пробормотала она. — И сколько времени я уже тут?
Собственные пальцы приятно холодили кожу, но боль, что толкалась внутри, сводила на нет мнимое облегчение.
— Ушла, — пояснил Женька, — как только ты отключилась. Наверное, потому что больше не чуяла твоего страха. А потом выглянуло солнце, а яркий свет они, как ты знаешь, не любят.
Оля вспомнила: темнота, сгущающаяся в коридоре, острый луч фонарика, который взрезал эту тьму, как нож взрезает арбуз. Точно: яркий свет был пусть не смертелен, но ужасно неприятен для большинства из них, и кстати выглянувшее солнце спасло её от незавидной участи очнуться под клыками твари.