Чайковский в Петербурге - страница 13

Стоит рассказать, что у мужа Екатерины Андреевны, свирепого Александра Степановича Алексеева, был брат — Николай Степанович Алексеев, интересный и содержательный человек. Он служил в Кишиневе чиновником особых поручений при Инзове. Когда Пушкин был в Бессарабии, Инзов поручил поэта заботам Николая Степановича. Последний ввел его в круг кишиневского «света», познакомил его с местной красавицей Марией Эйхфельд, в которую был сам влюблен и за которой Пушкин принялся ухаживать.

писал поэт. Впрочем, ухаживал он не очень энергично, зная о чувстве своего приятеля. Так появилось стихотворение, посвященное Н. С. Алексееву, в котором Пушкин успокаивал друга:

Ему же писал Пушкин письмо, начинавшееся так:

Все это подробно рассказано в записке Липранди, бывшего тоже в это время в Кишиневе. Копия этой записки по сей день хранится в семейном архиве Наталии Ипполитовны Алексеевой–Чайковской.

Этот рассказ, конечно, не имеет отношения к П. И. Чайковскому, но является штрихом, пусть небольшим, но ярким, из жизни Екатерины Андреевны. Ведь в ее доме не раз бывал Николай Степанович, друг Пушкина. Об этом она, несомненно, в свое время поведала племяннику, который очень интересовался всем, что относилось к великому поэту.

Чайковский очень любил слушать пение своей тетки, часто пел с ней дуэты, причем очень гордился своей колоратурой — у него тогда еще был очень высокий! голос.

Немалую роль в музыкальном воспитании Петра Ильича сыграл учитель пения Луиджи Пиччиоли, бывавший в доме Чайковских. Это знакомство потом перешло в дружбу, несмотря на разницу в возрасте лет на сорок. Друзья вместе музицировали, посещали концерты и театры, спорили о музыке. И, возможно, именно под влиянием Пиччиоли юный композитор впоследствии написал итальянский романс «Полночь». Этот романс, изданный в начале шестидесятых годов, стал первым произведением композитора, появившимся в печати.

Несомненно, согревало Чайковского и теплое отношение к нему со стороны товарищей.

«Чаинька», как называли его в училище, был всеобщим любимцем. «Более широко распространенной симпатией никто не пользовался, — вспоминал его товарищ Ф. Маслов, — начиная с изящной внешности, все в нем было привлекательно и ставило его в исключительное положение». Он всегда был хорошим товарищем, действовал заодно с друзьями, принимал самое горячее участие в их делах. Его товарищ В. Герард говорил, что помнит, «как ради встречи с хорошенькой сестрой одного из правоведов они вместе добивались приглашения на бал в пансион Заливкиной и как они усердно там танцевали».

Другой товарищ его И. Турчанинов вспоминал: «…в Чайковском было что‑то особенное, выделявшее его из ряда других мальчиков и привлекавшее к нему сердца. Доброта, мягкость, отзывчивость и какая‑то беззаботность по отношению к себе были с ранней поры отличительными чертами его характера».

Об этой беззаботности и доверчивости говорили многие. «Он перетаскал товарищам чуть не всю библиотеку отца». «Его пульт (так называли в училище парты. — Л. К.) был тоже как бы общественным достоянием. В нем рылся кто хотел». В последние годы училищной жизни Чайковский вел дневник под названием «Всё», где изливал тайны души. Он был так доверчив и наивен, что держал его не под замком, а в своем пульте, где ворохом лежали и его и чужие книги и тетради.

Одним из самых ранних приятелей Петра был Турчанинов. Он вспоминал: «Оба мы, начиная с 1856 года, ходили в отпуск на Васильевский остров и поэтому всегда совершали это путешествие туда и обратно вместе. Период самых дружеских отношений наших был во время приготовления к экзаменам. Тогда мы поочередно гостили друг у друга, и я сделался своим человеком в доме Чайковских».

Вспоминал Турчанинов и забавные эпизоды из их совместной жизни:

«В старшем курсе изучали церковное право. Нужно было помнить название и последовательность вселенских соборов. Это не давалось мальчикам, и, чтобы запомнить названия «Лаодикийский» и «Сардикийский», Петр предложил запомнить фразу «Лидия Ольховская (его двоюродная сестра. — Л. К.) любит сардинки» и, благодаря этому, запомнил эти названия, как он говорил, на всю жизнь».