Чеченские дороги - страница 4

Прем по Самашкинскому лесу, вроде территория наша, но притопили. Хотя как притопили – везде ямы от вертолетных ракет, просто побыстрее начали их объезжать. Вертолетчики – милейшие ребята. Могут увидеть одинокую «Волгу» и зайти на боевой. В основном шутят. Но нам не до шуток и стреляем определенного цвета ракетой вверх – обозначаемся, что свои.

Впереди силуэт – кто-то стоит у дороги. Что-то сжалось в груди. Смотрю на незнакомца, взяв автомат в руки. Человек одет в черные лохмотья, голову покрывал старый платок. Женская или мужская эта фигура – разобрать невозможно. Снимаю автомат с предохранителя. Обошлось – проезжаем мимо. Выдохнув воздух, спрашиваю у Димы:

– Что это было? – и оглядываюсь назад, чуть не выворачивая шею.

– ХЗ, отголоски войны – сошедшие с ума, бродяги, – отвечает он. – Ты окно открывай в таких случаях, тем более что он с твоей стороны стоял, издалека видно.

– Кто нас поливать будет, того не увидим! – огрызаюсь я, ставя автомат на предохранитель.

Смотрю на мелькающие деревья и думаю, когда конец-то. Вторая кампания. Вторая война. Народы воюют и воюют, ожесточаясь и сатанея в обоюдной ненависти. Мертвеют людские души. Ни Коран, ни Библия, никакие кодексы не могли остановить тех, кто залил свое сердце кровью. Много тех, кто уже не мог остановиться – жег, разрушал, убивал напропалую, бессмысленно, без жалости, без счета. Я знаю таких несколько человек.

Очередной блокпост на территории Чечни. БТР теплый от вставшего солнца, пыльный, похож на сторожевого пса. КПВТ устало смотрит в сторону гор. Здесь не Дагестан – напряжения и осторожности побольше. У бойцов по два магазина «валетом», перемотанные изолентой. На малой скорости подъезжаем к посту, Дима аккуратно выходит и идет к ОМОНовцам, те приподняли автоматы – не в грудь, конечно, но обозначились.

Что-то не понравилось военным, и Диму отправляют к старшему, находящемуся в блиндаже. ОМОНовцы одеты во что попало: на ногах кеды, какие-то морские тельняшки – у кого черного, у кого синего цвета. Один в темно-синей майке «Адидас». Димы долго нет, выхожу из машины. Повсюду казалась угроза. Почему-то кругом не было видно ни птицы, ни зверя, ни даже мошки. Только ветер гулял между соснами, да пожухлая трава шепотом поведывала какую-то тайну. Возвращается Рыжков.

– Что? – и тушу бычок сигареты ногой.

– Да они неделю назад бойцов пропустили по поддельному пропуску, те на следующем посту перестрелку устроили. Вот теперь с лупой документы смотрят. Помолчав, продолжил: – Какая там лупа, капитан бухой, как бомж, просто понтуется. Он даже пропуск не посмотрел. Говорит, что кругом боевики, типа, куда вы претесь.

Достаю РПГ с разгрузки и кладу в бардачок. Изображая равнодушие, зевнул. «Волга» подпрыгнула на ухабе, я клацнул зубами – Джеймс Бонда изобразить не получилось.

Опять влетаем в какой-то густой лес. Деревья не подавали признаков жизни. Лес похож на здорового аллигатора, затаившегося в болоте и ожидающего неосторожную газель, чтобы схватить за горло и сожрать. Такой антилопой сегодня могли оказаться мы. Дима летит под 80 км – на скорости сложнее попасть в машину. Дорога на удивление ровная.

Через час подъезжаем к населенному пункту Серноводское. Казалось, вот она, мирная жизнь: по шоссе снуют автомобили, стараясь быстрее заехать в город, женщины с многочисленными детьми, придорожное кафе. Но спокойствие было обманчивым. Где-то рядом бахнул артиллерийский выстрел, и тут же замолкли птицы, и народ начал двигаться быстрее, оглядываясь по сторонам.

Встречаемся с источником – чеченцем. Вроде с нами, а вроде и с ними. Вижу его второй раз и удивляюсь: обычно он, даже уходя в себя, оставался чутким, как лесное животное. Обладает чудовищной силой: скручивает в узел гвоздь толщиной с палец. Немногословный, в глазах лед, непонятный, опасный. Вроде проверенный: давал серьезную информацию, которая находила свое подтверждение, а сегодня, фиг его знает, что у него на уме. Хорошо, что в городе встречаемся, хоть в заложники не возьмут. Доверия у меня к нему – как у кефира жирности.

– Ничего интересного вам не скажу… Все бойцы в горах. Пытаются уйти через Аргун в Грузию. А кто домой вернулся, прячутся, как мыши, никому не верят, только семье. И ваши здесь работают. Я смотрю на него долго и внимательно. По лицу понять ничего не могу. Ежедневно хитря, живя между двух огней, боясь быть обманутым, он научился убирать с лица малейшее отражение своих переживаний и мыслей.