Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - страница 28
– Ты во мне, что торчка разглядел? – стараясь говорить спокойно, но, не реагируя на протянутую руку, бросил Костя.
Тимур улыбнулся одними губами:
– Какой ты рэзкий… Дури купи… Там всё написано…
Сергей врубился быстрее:
– Триста?
И, дождавшись утвердительного кивка, протянул три сторублёвки.
– Всё здесь? – на порядок миролюбивее спросил Костя.
– Почти… Чэго там нэт, сейчас скажу и условие моё…
Рябинин, повертев в руках «пакет», не разворачивая, сунул его в карман.
Не сговариваясь, уже попятнаные одной темой, все трое присели на корточки.
Подняв с земли ивовый прутик, Тимур, соскабливая с кроссовок комочки грязи, выдал информацию.
– В Хатуни, карочэ, есть два ваххабиста, – он усмехнулся, – Турпал и Саламбек… Лэт по двадцать им… Когда вторая война началась, родня их отправила в Баку, карочэ, вроде в институт… Там дядя у кого-то… Балыиой чэловэк. Они в Баку в какой-то центр исламский паступили. Чэго дэлали там я нэ знаю, но нэдавно вэрнулись сюда. Я угощал их нэмного… Потом они накурились, карочэ, давай хвастать… Про эмиров, стволы у них гдэ-то закопаны, связь, кароч, есть… Эмира ждут какого-то, в общем… Машина у них есть… Вот, и…
– Какая? – притормозил его Серёга.
– А? Сэмёрка, новая…
– БМВ? – шутки ради уточнил Костя.
– He-а, наша… – не понял юмора Тимур, – в Махачкале брали… Эт-та, кароч, у них там постоянно «Стэчкин» и «эфка».
– За ними есть что? – отбросив игривый тон, серьёзней вцепился в информатора Катаев.
– Этого, клянусь, не знаю… Далжно быть… На листке, кароч, фамилии их и номер машины. Они послезавтра в город поедут, на базар… Можэте их хапнуть…
– А тебе бак авиационного бензина?
И Катаев, и Рябинин знали, что в его мире ничего просто так не делается, поэтому на вопрос Кости, глаза Тимура пыхнули натуральным интересом:
– He-а… Кароч, дайте слово. Стэчкин мнэ отдадите…
– А зачем тебе ствол ты ж не ваххабист? – закинул ему Костя.
– Так этих пид… сов знаешь сколька кругом? Мынэ вэдь тож жить ахота…
Прутик сломался в руках парня. Он в упор в глаза посмотрел на Катаева:
– Ну что, слово офицэра дашь?
Уголок его рта на секунду сполз в сторону, делая лицо ассиметричным, словно оскаливаясь. Но тут же вернулся обратно. Костю на секунду посетило чувство неуверенности, но тут же испарилось. Кадр для будущей работы был интересный.
– Слово даю, – улавливая боковым зрением, одобрительный кивок Рябинина, сказал Костя, – но только при условии, что ты не наплел…
– Я магу пошутить, Костя, но никогда не вру, – Тимур достал из заднего кармана джинсов ещё один вдвое сложенный лист бумаги, – вот там я пошутил, а здэсь, кароч, всё правильно.
И протянул его Катаеву.
Опера поняли, начни они менжеваться или, наоборот, мгновенно соглашаться, Тимур, как детектор лжи, сделал бы свои выводы – осталась у них лишь первая бумажка. Значит, они вели себя правильно.
– А как словимся, если у нас всё срастётся? – на этот раз, Костя развернул бумажку и, мельком глянув, засунул в карман.
– К Залпе подходите каждый день… Полотенца щупать, она скажет чего и как.
– Бензина-то надо? – прощаясь, вспомнил Рябинин о насущном.
– Я не на своей сегодня, а чужую не хачу заправлять… Потом…
Тимур надвинул кепку практически на нос и, в обход ивняка, ушел в сторону Староремесленного шоссе.
– Веришь ему? – спросил Костя Сергея, когда преодолев завесу полотенец, они выбрались на площадь.
– Сам же говорил за него… Бизнес-херизнес. Ну так-то Стечкин для них железная мотивация…
– У кого появляется АПС вырастает член на десять сантиметров. Как у этого, как его… Стингера, – зло пошутил Костя.
Маленький человек с большим пистолетом. Этот ваххабисткий ублюдок наводил ужас на спальные, если так можно выразиться, микрорайоны Грозного. В основном, на переживших обе войны русских старух. Некоторое их количество ещё оставалось в Грозном. Почти всем им было далеко за 60, в город они приехали в сороковых, или родились уже здесь, после массовой сталинской депортации 1944 года чеченского народа в Казахстан. Коренные чеченцы, жители Грозного относились к этим старухам хорошо, чем могли помогали. Стингер же, в рамках идеологической пропаганды, пока ещё не изловленный и незаваленный, этих старух с настойчивостью маньяка, убивал.