Чекисты рассказывают. Книга 7-я - страница 20

— Ну, ты чего скалишься? — завопил полицай. — Не радуйся, не на гулянку повезут... Марш в коридор!

— Форвертс! Шнеллер! — крикнул немец.

Шаркая ногами по бетонному полу, узник медленно вышел в коридор. Держась руками за ледяные железные перила, спустился по крутой каменной лестнице, а в голове все яснее складывалась новая линия поведения на предстоящем допросе. «Спасибо, товарищи. Вовремя подсказали. Посмотрим теперь, кто кого!» — подумал он и даже прибавил шаг.

Пока шли к воротам через тюремный двор, узник жадно вдыхал морозный воздух, размахивал руками, старался размять избитое тело. Ветер бросал в лицо крупные хлопья снега.

Он ловил ртом снежинки, жадно слизывал с губ капельки воды.

За воротами стоял автофургон. Арестант усмехнулся: «Каждый раз в новом экипаже возят. Видать, боятся, чтобы партизаны меня не отбили». Полицай тихо свистнул. Одна половинка двери распахнулась. На землю тяжело соскочили три пожилых полицая с белыми повязками на рукавах. У каждого — карабин, подсумок на поясе.

— Ну как, орлы, готовы?

— Как штыки! — отозвался тот, что был в полушубке и новой черной каракулевой шапке. Он хрипло загоготал...

— Да-а, чую аромат! А не перебрали?

— Как всегда, по погоде, не больше.

— Ну-ну! Вот вам пассажир. Принимайте и трогайте. Запомните и зарубите на носу, штоб с головы этого арестанта, промежду прочим политического, ни один волос не упал, покеда вы его доставите. Я тебя, Ноздрюк, как старшего спрашиваю: ясно?!

Полицейский приосанился.

— Ясно.

В плотно закрытой машине было холодно и темно. Острый запах гнилых овощей вызывал тошноту. На поворотах машина со скрипом кренилась.

Конвоиры время от времени включали фонарь. Освещали узника, сидевшего на скамье у окна кабинки, забранного железной решеткой, а с другой стороны задернутого занавеской. Хотели убедиться, не сбежал ли, часом. Полицаи, получившие строгий приказ от тюремного начальства охранять узника, были недовольны. Им хотелось показать арестанту, что они кое-что значат. И они начали задирать его.

— Сидишь? Молчишь? Правильно делаешь! Песенка твоя уже спетая. Полная хана тебе обеспечена.

— Чудно как-то получается, черт бы вас задрал, партизан да подпольщиков! Ну чего добиваетесь? Через вас, паразитов, и нам никакой жизни нету. Сидели бы мы в тепле и сытости, а тут ночами гоняют, как собак! Угомонились бы уж... Сила у них ого какая! Да и мы люди не маленькие!

Партизан усмехнулся и спросил:

— А чего это вы, господа хорошие, тогда такие злые, коль люди «не маленькие», а? Или хозяева мало платят за верную службу? Или страшновато по ночам разъезжать?

— Что-о-о?! — взвыли они хором. — А кого ж это нам страшиться? Таких вот доходяг, как ты? Ха-ха!

Тут же включили фонари. Свет направили на партизана, но и он разглядел их плохо выбритые рожи бывших уголовников.

С каким бы удовольствием они прикончили его, посмевшего так смело и прямо сказать им, кто они такие, но не имели на это права. И ему вдруг стало смешно. Ах письмо, сколько ты придало сил!

Автофургон остановился у подъезда городской комендатуры и длинно просигналил. Конвоиры вывели узника из машины и с рук на руки передали немецким солдатам. Те привели его в просторный кабинет с двумя широкими окнами, задернутыми плотными шторами. В кабинете все было так же, как вчера и позавчера: до блеска натертый паркетный пол, огромный стол, портрет Гитлера на стене, за столом здоровенный немецкий майор, следователь Шранке. Только сам узник чувствовал себя по-другому.

Один из солдат грубо толкнул его прикладом в спину, и он плюхнулся на табурет перед столом следователя. На этом табурете он уже просидел семь длинных и страшных ночей. Не раз падал с него, теряя сознание от зверских побоев.

— Ну-с, господин Титов, продолжим нашу работу! — сказал, отрываясь от бумаг, Шранке. Майор держал в руках паспорт на имя Владимира Титова, слесаря-механика частной автомастерской. — Итак, вы помните, о чем я спрашивал вас в прошлый раз?

Партизан пожал плечами.

Гитлеровец резко откинулся на высокую спинку резного стула и повернул настольную лампу так, чтобы сильный свет ее падал на арестованного, а лицо самого следователя оставалось в тени. Титов молчал. Надо быть очень осмотрительным сегодня. Сначала лучше помолчать, собраться.