Человеческий лик Бога - страница 9

вне Православной Церкви не спасусь». Это подход не фарисея, а истинно православного человека, который знает о себе, что для него нет иного пути спасения, кроме как от Бога, что скорее все спасутся, чем он, потому что он сознает себя первым из грешников. Вопрос о спасении или не–спасении может и должен рассматриваться каждым из нас только применительно к самому себе: спасусь я или нет? А спасение других предоставим Богу.

Преподобному Антонию, одному из величайших египетских подвижников, однажды пришел помысел: «Есть ли кто‑либо в настоящем веке, кто превзошел меня в аскетических подвигах?» И Господь сказал ему: «Пойди в Александрию, на улицу такую‑то в дом такой‑то; там живет человек, который духовно превзошел тебя». Антоний очень удивился, но отправился в путь и отыскал кожевника. У того была большая семья, он с утра до ночи трудился, ничем не отличаясь от других людей. Антоний долго наблюдал за кожевником, но не мог понять, в чем суть духовного подвига этого человека. Наконец он умолил кожевника сказать, чем он угождает Богу. «Я не знаю, отче, — ответил кожевник. — Я никаких подвигов не совершаю. Каждое утро, идя на работу, и каждый вечер, возвращаясь с работы, я говорю себе: все люди этого города спасутся и наследуют Царство Небесное, только я один за грехи мои буду ввергнут в геенну огненную». Тогда Антоний понял, что этот человек своим смирением угодил Богу больше, чем многие великие аскеты своим подвижничеством.

Подходя к Святой Чаше, мы исповедуем перед Богом, что Господь пришел грешников спасти, «от нихже первый есмь аз». Как же мы при этом смеем говорить, что мы спасемся, а кто‑то другой не спасется? Если я имею надежду на спасение, то я войду в Царствие Божие последним, после всех, именно потому, что я — первый из грешников. И если я думаю о вечных муках, которые кому‑то уготованы, то я думаю прежде всего о том, что именно я за свои грехи достоин вечных мучений, а не о том, что другие будут мучиться, пока я буду наслаждаться райским блаженством.

Мытарь сознавал, что перед лицом правды Божией и справедливости Божией он не выстоит, что единственная надежда для него — милость Божия, не знающая границ, не имеющая пределов. Мытарь не смел даже взглянуть на фарисея, который молился в нескольких шагах от него, потому что был уверен, что тот во много раз лучше него, потому что первый из грешников — он, мытарь. Именно потому он и был оправдан Богом.

Фарисейство страшно тем, что оно пытается ограничить милость Божию, ставя Богу рамки, вне которых Он не может спасать людей. Когда святителя Филарета Московского спросили, считает ли он ересью лютеранство, он ответил: «Я не говорю ни то, что это ересь, ни то, что это не ересь. Для того, чтобы решить, ересь это или нет, нужен Вселенский Собор». Сегодняшние же «борцы за чистоту Православия», не задумываясь, ответят, что есть ересь, а что нет. Для этих «фарисеев», многие из которых провели в Церкви всего два или три года, но уже почувствовали, что все знают лучше, чем Филарет Московский или Феофан Затворник, все ответы ясны: они «знают», где ересь, где — не ересь, кто спасется, кто не спасется, уверенные при этом, что если кто и спасется, то первыми будут они.

Вот в чем сущность этого страшного духовного явления. Здесь речь уже не идет о разнице во мнениях или взглядах: христиане имеют право различаться в своем подходе ко многим вопросам, которые не закрыты для обсуждения в Церкви. Здесь речь идет об опаснейшем духовном состоянии, которое на святоотеческом языке можно определить как «прелесть». Фарисейство — это прелесть, прельщение, самообольщение, самопревозношение, духовное ослепление. Оно противоположно покаянию, смирению и самоосуждению, свойственным мытарю.

Православие несовместимо с оскорбительным, уничижительным отношением к другим людям, даже к еретикам, даже к врагам истины, даже к атеистам. И пусть не думают те, кто проявляет себя подобным образом, что они — православные. Истинно православный человек — это тот, кто, как мытарь, входя в храм Божий, не смеет поднять глаза к небу, потому что сознает, что если есть на этой земле самый грешный человек, то это — он сам…