Человеческое достоинство и социальная структура. Опыт прочтения двух исландских саг - страница 7

, и, как мы видели, Бьярни прослыл «очень верующим человеком» и окончил свои дни близ Рима, куда отправился в паломничество. Помимо его приверженцев, у него в усадьбе трудились рабы и наемные работники, о численности которых мы ничего не знаем — ведь в «пряди» упомянуты только те из них, кто так или иначе был вовлечен в описываемые события. Точно так же ничего не говорится о родственниках его работников, которых убил Торстейн; это незначительные и приниженные люди.

Между Бьярни и Торстейном существует еще одно различие, которое, судя по выражениям, вложенным в уста Торстейна, имело особое значение. Бьярни обладает «удачей», тогда как Торстейну, если судить по его собственным словам, была присуща «неудача». Смысл этих понятий отнюдь не исчерпывается социальным статусом и величиной богатства, принадлежащего тому и другому. «Удача», как и «неудача», — это свойства самого индивида. Люди знатные и могущественные в наибольшей мере обладают «удачей», но это качество, по тогдашним представлениям, не было функцией их власти и собственности: «удачу» рассматривали как неотъемлемую принадлежность той или иной семьи, как некое свойство, определявшее поступки индивида. «Удача», будучи отличительным признаком той или иной личности, вместе с тем мыслится, если верить фразеологии «прядей» и саг, многократно о ней толкующих, в качестве сверхличной мистической силы. Эта «удача» распространялась не только на ее обладателей, но и на предметы, которыми они владели: мечи и другое оружие, на боевых коней и драгоценности.

«Прядь о Торстейне Побитом Палкой» может быть прочитана как повествование о доблестных мужах, которые, проявляя благородство, преодолевают вспыхнувший между ними конфликт таким образом, что ни тот, ни другой не теряют своего достоинства. И именно на этой стороне дела, на демонстрации человеческих качеств Торстейна и Бьярни, равно как и старика Торарина, сосредоточено внимание анонимного автора саги. Вопреки обстоятельствам, которые грозили запятнать их честь, протагонисты саги доблестно разрешают конфликт.

Но, как я полагаю, допустимо и иное прочтение текста. За поступками героев саги, в которых раскрываются их человеческие достоинства, нетрудно обнаружить социально-бытовой план, куда более прозаичный На этом уровне суть происшедшего сводится к тому, что рядовой бонд утратил свою личную и хозяйственную независимость и силою обстоятельств превратился в зависимого человека, верного подданного могущественного годи. Не такова ли суровая реальность, скрывающаяся за поступками персонажей саги, продиктованными их этикой? Как кажется, автора и его аудиторию в первую очередь занимает не столько этот социальный факт, сколько демонстрация личных качеств Бьярни, Торстейна и Торарина. В «пряди» подчеркивается то обстоятельство, что вступление Торстейна под власть Бьярни не было связано с каким-либо унижением. Вспомним, в частности, что Бьярни, предлагая старому Торарину переселиться в его усадьбу, обещает ему, что тот будет занимать второе почетное место в горнице (первое, естественно, принадлежит самому хозяину дома) и что ему будут прислуживать рабы. Следовательно, примирение произошло на достойных для Торарина условиях, его старость обеспечена. И вместе с тем герой «пряди», по имени которого она названа, «выпадает в осадок» и более в ней не фигурирует. Этот необычный для жанра саг поворот трудно истолковать иначе, нежели как утрату интереса к социально незначительному человеку. Молчание «пряди» о дальнейшей судьбе Торстейна поистине красноречиво[16].

Следует подчеркнуть, что «Прядь о Торстейне Побитом Палкой» — рассказ «со счастливым концом», с разрешением вражды, удовлетворяющим обе стороны, — является скорее исключением, нежели правилом. Точно так же и рисуемый в ней «портрет» годи — доблестного и миролюбивого человека, проявляющего великодушие и сдержанность, — в свою очередь не слишком типичен для жанра саги. Эти произведения сочинялись или, во всяком случае, были записаны преимущественно в «век Стурлунгов», в XIII в., когда на политической арене Исландии всецело доминировали могущественные предводители, боровшиеся между собой и не останавливавшиеся перед применением любых методов, включая самые жестокие и далекие от нравственных норм, для того, чтобы достигнуть преобладания или упрочить его. «Семейные саги», рисуя жизнь исландцев более раннего времени, так называемого «века саг» (X — первой половины XI столетия), вольно или невольно переносили на него многие черты, характерные для периода записи.