Человеческое достоинство и социальная структура. Опыт прочтения двух исландских саг - страница 9

Храфнкель не подчинился приговору, не уплатил компенсации и не отправился в изгнание, а остался сидеть в своем владении Главный Двор (Aðalból, собственно: Господский Двор). Исполнение приговора, согласно тогдашним порядкам, лежало на истце. В сопровождении 80 человек (в Исландии того времени это был весьма крупный отряд) Сам нагрянул рано поутру в Главный Двор, когда Храфнкель и его люди еще спали. Они были захвачены врасплох и подвешены за щиколотки на веревке во дворе усадьбы. То было чрезвычайным событием в Исландии даже в условиях, когда насилие не было чем-то экстраординарным, — ведь речь шла о расправе, учиненной бондом над влиятельным годи!

Храфнкелю было предложено выбрать: немедленная смерть или переселение на небольшой хутор, и он предпочел последнее, мотивируя свой выбор заботой о жизни сыновей.

Следует обратить внимание на то, что Саму удалось поднять для своего набега на усадьбу Храфнкеля значительное число бондов. Можно предположить, что многие желали учинить расправу над Храфнкелем. Если вспомнить, с какого рода людом Сам ранее явился на альтинг (einhleypingar — безродные бродяги, без кола и двора), то можно предположить, что он возглавил своего рода возмущение простолюдинов округи против всесильного годи[18].

Один из друзей Сама выразил недоумение, зачем он оставил Храфнкеля в живых, и предостерегал его от новых возможных козней: «Не понимаю, зачем ты так делаешь. Ты еще горько раскаешься в том, что оставил ему жизнь». Как мы далее увидим, это предостережение оказалось пророческим, такой человек как Храфнкель, разумеется, не мог пассивно принять свершившееся и примириться со своим унижением.

Между тем Сам, переселившись в Главный Двор и завладев богатствами Храфнкеля, присвоил себе функции годи. Отныне те, кто прежде находился под влиянием Храфнкеля, вынуждены были признать верховенство Сама, «но не всем это нравилось». Друзья советовали ему быть мягким и отзывчивым по отношению к тем, кто от него зависел. Теперь Сам устраивал пиры в Главном Дворе и жил на широкую ногу.

Посвященного Фрейру коня убили, а капище Храфнкеля вместе с изображениями богов разграбили и сожгли. Когда Храфнкель узнал об этом, он сказал: «Я думаю, это вздор — верить в богов» (Þá sagði hann þаð til að hann kvað þаð hégóma аð trúa á goð), — и с тех пор никогда в них не верил и не совершал жертвоприношений (aldrei skyldu á þau trúa og þаð efndi hann síðan аð hann blótaði aldrei). Не исключено, что в этих словах Храфнкеля нашло выражение скептическое отношение к язычеству, вполне объяснимое в период написания саги. Тем не менее это заявление весьма знаменательно. Термин «верить» (trúa) применительно к языческой религии скандинавов не имел ничего общего с верой в христианской религии. Языческая «вера» выражалась во взаимном обмене услугами и помощью между божеством и его поклонником и сохранялась до тех пор, пока обе стороны выполняли свои обязательства. «Вера» Храфнкеля во Фрейра, точнее, его доверие богу, представляла собой договор годи с языческим божеством, которое он выбрал себе в качестве союзника и покровителя. В ответ на жертвоприношения, которые он совершал, Храфнкель рассчитывал на содействие Фрейра и рассматривал свою «удачу» как плод этого покровительства. Постигшие его невзгоды он не мог не расценивать как отказ Фрейра помогать ему в дальнейшем, и их союз оказался расторгнутым.

Несмотря на постигшее его поражение, Храфнкель, благодаря собственным энергии и трудолюбию, вскоре поправил свои дела. «Богатство само плыло ему в руки», он приобрел влияние в своей округе, так что «всякий готов был встать или сесть по его указке». В то время (а дело происходило в Х в.) продолжалось заселение Исландии выходцами из Норвегии, и все селившиеся в той местности должны были считаться с волей Храфнкеля и обещать ему свою поддержку. Нрав его несколько смягчился, и он пользовался любовью соседей.

На этом отношения между Храфнкелем и одолевшим его Самом не могли закончиться. Храфнкель вынашивал мысль о реванше, и подходящий момент наступил по истечении шести зим (отсчет лет велся у скандинавов по зимам). Подобная отсрочка отмщения не представляла собой чего-либо экстраординарного. Оскорбленные исландцы нередко подолгу готовились к осуществлению мести, выжидая удобного случая. «Только раб мстит сразу, а трус — никогда», — гласила поговорка. Сплошь и рядом мститель стремился нанести ответный удар не своему непосредственному обидчику, но искал жертву среди его родственников, руководствуясь такими соображениями, как статус человека, которого он собирался убить, и уважение, которым тот пользовался. При этом предполагаемая жертва могла быть вполне непричастной к предшествовавшей вражде. В данном случае Храфнкель едва ли мог считать Сама равноценным объектом мести, ибо этот человек был по происхождению простым бондом, убийство которого не удовлетворило бы Храфнкеля.