Человечики - страница 5
- Я? А не ты ли? - вдруг саркастически вскричала я. - Уж не ты ли который год позоришь нас перед всем двором! Изобретааатель! Эйнштейн! Циолковский! Да над тобой здесь каждая собака смеется! Что, съел? - от защиты я перешла к нападению, причем к самому яростному, истерическому и отчаянному. На отцовском лице застыло выражение глубоко потрясения, и я чувствовала себя победительницей:
- Вот получи Нобелевскую премию и купи внуку 'Памперсы'!
Родилась внучка, которую в честь его матери, своей бабушки, я назвала Алевтиной.
Сегодня был нелегкий день, Господи. Если б не Алька, я б вообще рехнулась. Представь, сегодня на работе начальник так нервы потрепал, что хотелось просто взять и кому-нибудь морду набить - столько злости было. А тут телефон звонит! Беру трубку, а там Алькин голосок:
-Здравствуйте, а можно Марину Павловну?
-Это я. - мой тон угрюм донельзя.
-Марина Павловна, а можно МАМУ?
И так сказала...черт...то есть, прости Господи, Боже...Я чуть не заревела...Чего я рассказываю, ты сам видел...Хорошая она у меня...Только ей шубку надо на зиму...шубку и сапожки, а то у нее уже ножка выросла. Старые тесны...Господи, а еще...у мамы чего-то сердце пошаливает...а папа к рюмке прикладывается...Вчера пришел пьяный в стельку, вначале орал матом на нас с мамой, что мы ему жизнь испортили....а мы ему то же самое в ответ... А он сел и заплакал... Жизнь кончена, говорит, никому я не нужен, все мои труды насмарку, сдохну, и люди слова доброго не скажут... Всё о людях, нет чтоб о нас подумать, о родне своей!... Эх, Господи, Господи!
Я в церкви, вокруг люди - крестятся, кладут поклоны. А я стою, как столб, и мне хочется схватить Бога за ворот, как отца в тот вечер, когда умерла бабушка, трясти и кричать: 'Сделай что-нибудь, сделай! Ну, сделай же!' Но я уже понимаю, что требовать от другого, чтобы он загладил ТВОЮ вину - бессмысленная бестактность.
-Аленька, мама пришла!
Не отвечает. Сидит за столом и что-то сосредоточенно рисует. Карандаш в левой руке - как ни бились, ничего не смогли поделать. Левша так левша. Подхожу ближе:
-Что там у тебя?
-Человечики... Видишь, они радуются...
-Чему радуются?
- Солнышку...Видишь, оно к ним лучики тянет...И смеется...
- А может оно над ними смеется? Что они внизу, такие смешные, неуклюжие, а оно вверху - большое, сильное?
-Мама, это же солнышко, а не твой начальник! Солнышко не бывает злое!
- С чего ты это взяла?
-Я его придумала, что оно доброе, значит оно доброе! - Алька начинает злиться.
-Хорошо, хорошо...
Она поднимает со стола свой рисунок, и я замечаю с обратной стороны листа какие-то отцовские чертежи...Ой, блин! Вот будет крику, если он заметит!
-Доча, ты зачем дедушкину бумагу взяла? Я же тебе говорила, что нельзя...Дедушка рассердится, как вчера...
-А мне дедушка сам дал. Другой бумаги не нашел, дал эту и говорит - рисуй!
Так-так...Что-то странное...
-А где дедушка?
-На кухне, курит...
Отец стоит возле открытой форточки. Он почти седой, сгорбленный, смотрит исподлобья, тяжело, обижено. Постарел...Особенно резко - после того, как прекратил свои 'лабораторные опыты': домоуправление запретило использовать в этих целях подвал, а другого угла он, как ни старался, не смог отыскать.
-Пап?
-А вот ты и пришла, блудная дочь! Почему так поздно? Где бродила?- он улыбается, но я вижу, что ему больно произносить эти слова и в то же время очень хочется этого - как будто он надеется хоть чуть-чуть наверстать упущенное. Поэтому я не говорю, ехидствуя, что-нибудь вроде: 'Раньше надо было интересоваться, где я гуляю по вечерам', а вполне серьезно отвечаю:
-В церковь зашла, помолиться...
-А, матери наслушалась...
Мама в последнее время стала очень богомольна, соблюдала посты, таскала в дом религиозную литературу. Пыталась что-то внушить и отцу, но он был несгибаем: 'Я человек науки, и когда наука докажет, что Бог есть - я в него и поверю!'. Зато Алька всегда охотно слушала про доброго Боженьку. Но конфетки кушала и в пост.