Человек без лица - страница 22
— О самом Ваймере мне не известно ничего. Но послушайте, если Ваймер умер именно в то время, которое назвал доктор Лэнг, то есть в девять утра, то, значит, тело его лежало в том самом месте до прибытия полиции, то есть до часу дня. Верно?
— Я еще не слыхал о трупах, которые шатаются с места на место, — саркастически заметил Тарстон.
— Так вот, у меня есть доказательства, что труп не мог лежать там четыре часа, как утверждает доктор Лэнг. В одиннадцать часов Ваймер был еще жив. Я могу доказать, что сегодня утром доктор Лэнг нарушил клятву.
Он ожидал, что Торстон хоть как-то прореагирует на его слова. Однако особой реакции не последовало, прокурор только поерзал в кресле.
— Доктор Лэнг вынес медицинское заключение, — изрек он. — Разумеется, он мог и ошибиться, но это вовсе не предумышленное клятвопреступление.
— Тогда давайте, выражаясь вежливо, назовем его показания, на которые опиралось в своем решении жюри, неточными.
Казалось, Тарстон обдумывает услышанное. Он провел рукой по черным спутанным волосам и стал раскачиваться взад и вперед. Кресло скрипело при каждом его движении. Наконец он подался вперед и поставил локти на стол.
— Каков источник ваших сведений?
— Свидетель, который оказался на Пикник Граундс пятнадцатого ноября в одиннадцать часов утра.
— Кто этот свидетель? Как его фамилия?
— Я сообщу вам, когда придет время.
— Время пришло, — сказал Тарстон. — Что касается того, когда давать показания и давать ли их вообще, у вас нет права выбора. — Он вдруг рявкнул: — Черт возьми! Да знаете ли вы, что за сокрытие улик можете угодить в тюрьму? Вам бы не мешало об этом помнить!
— Я ничего не скрываю, — голос Пита звучал спокойно. — Я не говорил, что у меня есть улики. Я только сказал, что могу их найти. Как только они у меня появятся, даю вам слово, вы о них узнаете. Вы получите полную информацию. Так же, как и все остальные жители города. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть то, что намерен был сказать: — Я хочу выпустить свидетеля в эфир.
На физиономии Тарстона появилось какое-то новое выражение, но едва ли это была тревога. Скорее лишь слабое любопытство.
— Вы преследуете какие-то особые цели, информируя меня об этом?
— Да, у меня их две, — сказал Пит. — Одной мы только что коснулись, — это сокрытие улик. Я хочу, чтоб вы зафиксировали мое предупреждение о том, что, добыв эти улики, я их тотчас же сделаю достоянием общественности. Что касается другой причины, то как это не наивно, но, если существует хоть малейшая надежда на то, что вы в самом деле заинтересованы в аресте убийцы Фреда Ваймера, я хочу с вами сотрудничать.
— Это все? — голос Тарстона прозвучал мягко и вкрадчиво. Затем, не дожидаясь ответа, Тарстон выпрямился в кресле и заорал: — Если да, то убирайтесь к черту!
Улыбнувшись лучезарной улыбкой, Пит произнес с наигранной любезностью:
— Благодарю вас, господин окружной прокурор. Благодарю вас за вашу доброту и рассудительность.
Проходя мимо толстухи-секретарши, он и ее озарил такой же лучезарной улыбкой.
Пит был уверен в правильности своей тактики. С Тарстоном он был честен и искренен. Он проинформировал его о том, что собирался представить новые улики, и выразил желание с ним сотрудничать. И то, и другое было правдой. Пит мог поклясться в этом на свидетельском месте. А главное — он припер Тарстона к стене: ведь об этой новой улике узнает весь город, и дело Ваймера придется возобновить.
Остаток дня Пит посвятил подготовке сообщения о расследовании. Он хотел составить беспристрастный, объективный репортаж. Ни редактирования, ни эмоций — простые, четкие, проверенные факты.
Он писал медленно, тщательно обдумывая свою тактику. В пять часов Хейзл принесла ему номер «Пресс Энтерпрайз». Сообщение о расследовании по делу Ваймера было помещено на первой странице, но лишь один-единственный абзац заслуживал того, чтоб его напечатали. В нем говорилось, что следственное жюри, опираясь на показания окружного медицинского эксперта доктора Лэнга, пришло к заключению, что смерть была вызвана несчастным случаем. Упоминались лишь две фамилии: Лэнг и Ваймер. Ни слова о показаниях Пита. Во всей статье ни разу не промелькнуло слово «убийство».